Он с огромным аппетитом съел сразу две котлеты — тепленькие, толстенькие, покрытые вкусной поджаристой корочкой… Он хотел съесть и третью, но решил все же повременить. Неизвестно, когда же еще выпадет случай поесть также добротно.
Он убрал котлеты в маленький ледничок, отложив до завтра. Сам собрался и улегся в постель. На сытый желудок заснул быстро, и сон его впервые за долгое время оказался ровным и глубоким.
Незадолго до Нового года Августа появилась снова и принесла Прохору Михайловичу тарелку с тремя пирожками и двумя котлетами. Фотограф уже чувствовал себя почти что хорошо! При этом вполне отдавал себе отчет, что если бы сердобольная соседка его не подкармливала — вкусно и регулярно — неизвестно, был бы он теперь жив вообще! В мирное время на сколько-нибудь сносное восстановление после долгого отсутствия белковой пищи его организму требовалось примерно четыре месяца. А сейчас, во время голода? Об этом фотомастер даже и задумываться не хотел. Становилось попросту страшно.
Прохор принял Августу радушно, усадил ее на единственный у него имевшийся мягкий стул, на котором сиживал когда-то Иван Яковлевич.
— Августа… голубушка, пожалуйста, скажите — чем я мог бы ответить на вашу доброту? Я не могу ведь так: вы кормите меня выпечкой и котлетами, а я — просто не знаю, что мне для вас сделать… Ну хотите, я стану для вас регулярно ходить за хлебом? Вам тогда не придется вставать в три часа ночи и тащиться в пекарню, чтобы отстаивать несколько часов кряду на морозе… Для такой красивой женщины, как вы, даже один лишний час сна имеет немалое значение.
— Ну что вы, Прохор Михалыч! — благосклонно улыбнулась ему Августа. — Мне неудобно принимать от вас подобные жертвы…
— Неудобно? — Прохор посмотрел на нее с нежной укоризной. — Боже мой… ей неудобно! Жертвы, видите ли… Августа, милая вы моя… Да ведь тем, что я сейчас ногами хожу, я целиком и полностью обязан вам и только вам! Это вы меня к жизни вернули! Если бы не вы, лежал бы я сейчас пластом совершенно без сил! При смерти. Так что с моей стороны ходить для вас за хлебом — никакая не жертва, а всего лишь выражение признательности…
— Но помилуйте, Прохор… У меня Пелагея за хлебом ходит. Она и в очереди стоит.
— Ну… Пелагея ваша еще чем-нибудь займется! Мало дел по дому разве?
— Прохор Михалыч… Вам в вашем состоянии необходим и сон, и спокойный режим. Если вы, конечно, поправиться хотите. А вы мне предлагаете гонять вас по морозу в три часа ночи… Что ж на мне, креста нет, что ли?
- Какая вы, однако… — Прохор Михайлович сокрушенно покачал головой. — Кстати, хотел вас спросить… На днях слышал, как у вас в подвале вроде как детский голос раздавался. Я еще подумал, откуда у вас там дети? Вы же с вашей компаньонкой прибыли без детей сюда, верно? Или к вам еще кто-то приехал из родных — ваших или Пелагеи?
Августа как-то странно поглядела на него, затем бросила подозрительный взгляд на подвальную дверь, через которую вошла сюда; этим взглядом она будто бы оценивала эту дверь на звуконепроницаемость…
— Нет… никто к нам не приезжал, — ответила она с неожиданной холодностью. — А детский голос… это соседский ребенок к нам забегал, и я его цветным леденцом угостила.
— Вы очень добрая, милая Августа… Ведь теперь этот голодный ребенок возьмет за правило к вам забегать, — Прохор Михайлович мягко улыбнулся. — Вы при вашей доброте, вероятно, об этом не подумали…
— Да, не подумала… Ну и пусть забегает, — сказала Августа. — В другой раз пирожком его угощу.
— Простите, конечно, но в следующий раз он приведет к вам целую ватагу голодных ребятишек. А всех вы не прокормите… Я все прекрасно понимаю, преклоняюсь перед вашей добротой и вашим большим сердцем, но подумайте сами, чем это все обернется для вас и вашей компаньонки. Я говорю жесткие вещи, но такова суровая правда жизни… особенно актуальная сейчас.
— Хорошо, Прохор Михалыч, я подумаю… — смущенно пообещала Августа. — Обещаю вам. Вы вот скажите лучше… Можно спросить?
— Конечно, можно, голубушка! — улыбнулся в ответ Прохор. — Вам все можно…
— Откуда у вас такая странная болезнь… как только нет полноценной еды, вы сразу прямо-таки угасать начинаете, и очень быстро?
Прохор Михайлович помолчал немного, обдумывая свой ответ.