Месма

— Господи! Да ведь это на другой конец города! — всплеснул руками Прохор Михайлович. — Ну как же вас отпустить! Такая вьюга лютует, транспорт не ходит… да что вы, барышня! Посидите в тепле, ну — относительном, конечно, однако не улица все же! У меня вот кипяточек есть… сейчас, пока электричество не отключили, подогреем его… Электроплитка-то у нас на что?

Он засуетился возле кухонного стола, а девушка растерянно стояла в сторонке, беспомощно наблюдая за его хлопотами. Ей было ужасно неловко. Прохор Михайлович повернулся к ней.

— Ну что ж вы стоите? — укоризненно спросил он. — Проходите в комнату, за стол садитесь… Вот вам свеженький кипяток…

Девушка подошла к столу, робко присела. Прохор Михайлович поставил перед ней стакан с кипятком в мощном металлическом подстаканнике, плетение которого изображало серп и молот на фоне скрещенных налитых колосьев — символику, которую терпеть не мог незабвенный мастер Семенов Иван Яковлевич…

— Подождите немного, он быстро поостынет, — напутствовал хозяин, — а пока ладошки-то на подстаканник положите, пусть они у вас погреются! Не бойтесь, о подстаканник не обожжетесь!

Девушка послушалась и обняла подстаканник своими небольшими округлыми ладошками. На ее щечках появился слабый румянец. Прохор Михайлович невольно умилился.

«А ведь у меня вполне могла быть вот такая милая дочка! — подумал он неожиданно. — Вот было бы хорошо! Однако не судил Господь: стало быть, не судьба…»

— А хотите сахару? — вдруг вскинулся он. — У меня знаете ли, немножко сахару есть…

— Да что вы… Сахар вам самому нужен! Не надо, не надо…

Прохор Михайлович только рукой махнул.

— Ой, да прекратите! Считайте, что вы у меня в гостях…

Он поднялся, подошел к полке над кухонным столом и вернулся с двумя кусочками сахара и с металлической ложечкой.

— Вот вам, — он положил перед девушкой сахар. — Можете в кипяток бросить, а желаете — так вприкуску…

— Я вприкуску… можно? — совсем по-детски спросила девушка.

— О, господи! — фотограф едва не рассмеялся. — Ну конечно, можно! Как хотите, так и ешьте.

Девушка аккуратно откусила белый кусочек. У Прохора Михайловича на глаза навернулись слезы умиления. Он почувствовал испуг, что может не совладать с нахлынувшими эмоциями и расплачется. Чтобы как-то уйти от столь зыбкого внутреннего состояния и вновь обрести душевное равновесие, он как мог бодрее спросил:

— А жених-то ваш на каком фронте воюет? Я, между прочим, все фронтовые сводки внимательно слушаю…

— Да видите ли, — отвечала девушка, отхлебывая кипяток, — я сейчас и сама не знаю, где он может быть. До отпуска воевал на Северо-Западном фронте… А после отпуска я от него никаких известий так и не имела…

Девушка положила на скатерть ложечку и уставилась в одну точку неподвижным взглядом. Ее глаза стали медленно наполняться слезами.

— Голубушка, вы не расстраивайтесь! — поспешно сказал фотомастер, — тяжело вам говорить, так не говорите! Я ведь вас спросил интереса для… Только об одном вас прошу: не отчаивайтесь! не теряйте надежды никогда! знаете, мне вот случаи известны, когда человек с фронта после похоронки на себя домой возвращался! Вот так… Так что вам надо ждать! Ждать, и надеяться!