Месма

Влад попробовал подцепить край плиты рукой, но из этого ничего не вышло: плита слишком глубоко и прочно вросла в землю за долгие годы. Тогда он отошёл от могилы и начал блуждать вокруг сектора в поисках какого-нибудь инструмента. Ему повезло — вскоре он наткнулся на брошенный кем-то обломок металлического уголка, подобрал его и вернулся к могиле. С этим орудием дело пошло куда быстрее: после не слишком продолжительной возни ему удалось зацепить плиту и приподнять ее. Подкопав еще немного плиту по всему периметру и действуя уголком, как рычагом, Влад с натугой, но вполне успешно поставил бетонный прямоугольник на торец…

На влажной, годами нетронутой земле он сразу же обнаружил искомое: большая прямоугольная табличка, вырезанная из стального листа, лежала перед ним на утрамбованной земляной поверхности, и на ней очень аккуратно и тщательно была сделана легко читаемая надпись:

«Аватурова Августа Никитична, 1912–1959 годы. Покойся с миром, любовь моя!»

Влад некоторое время пристально глядел на табличку — не было никаких сомнений, кто являлся ее автором. Подержав еще немного на весу тяжелую бетонную плиту, пока в затекших руках не проявилась дрожь, он аккуратно опустил ее на место. И могила снова приобрела вид захоронения Кривошеевой Марии Фёдоровны, женщины, чьи Ф.И.О. абсолютно ничего не говорили Владу.

А впрочем, ему это было совершенно не нужно.

Важно было другое — могила Августы найдена! И можно теперь не сомневаться — среди живых этой женщины-монстра нет. Значит, никакого фатального воздействия на жизнь Гали она оказывать никак не в силах! Если и была между ними некая связь, то это имело место в прошлом, когда Галя была ребенком… А сегодня никакой связи существовать уже не может, ибо Августа давно умерла.

Влад почувствовал на душе огромное облегчение — в этот самый момент он впервые осознал глубокий смысл давней поговорки — «будто гора с плеч»!

Он ощущал себя как человек, наконец-то выполнивший тяжкую и невероятно трудную работу. И вот — победа! И сейчас он с искренней благодарностью подумал о Самсонихе… Ведунья и здесь оказалась совершенно права: Августа оставила этот мир именно в 1959 году, как Самсониха и говорила. И надпись с ее именем также изначально существовала — только она оказалась надежно запрятанной, совершенно скрытой от людских глаз, и лишь Самсониха смогла ее «увидеть» каким-то иным, ведомым только ей способом! Что ж, не зря к ней на прием выстраиваются сумасшедшие очереди! Народ знает, к кому следует обращаться за помощью… А ведь он Самсонихе все-таки не верил! Сомневался в каждом ее слове, то и дело перепроверял, и в результате — тратил напрасно свои усилия и терял драгоценное время. И теперь молодому человеку сделалось невыносимо стыдно…

Выходило, что Прохор Михайлович принимал личное участие в похоронах этой страшной женщины, которую он называл своей богиней, своей любовью… и в смерть которой просто не верил! несчастный старик. Можно себе представить его страдания, когда он писал эту табличку и хоронил свою любовь, никогда его не признававшую, и хоронил под чужим именем. Выходило также, что Августа действительно не погибла во время фашистской бомбёжки и массового расстрела с воздуха; она явно где-то скрывалась и объявилась вновь спустя годы…

Наверняка объявилась тайно, вот и пришлось Вакулину хоронить ее тоже тайно.

Но — теперь всё это было неважно. Важным представлялось завершить дело до конца — в точности как учила ведунья… и тогда можно ехать за Галей! Он и так слишком задержался в ее городе — месте поистине зловещем и странном… А ведь Галя его ждёт! там, в студенческом городке…

Итак, ему остаётся завершить последний акт краснооктябрьской эпопеи. Сегодня он придет сюда, на эту могилу вместе со всеми этими дьявольскими рукописями, фотоснимками и предаст их огню. Естественно, с чтением молитвы «Да воскреснет Бог…», как наказывала Самсониха. И со всей этой историей будет наконец-то покончено. А уже завтра можно будет выехать в Москву, встретиться с Галей! А потом вместе с нею вернуться сюда, чтобы провести время до конца августа в ее деревенском домике… ну, и заодно навестить Самсониху на сей раз вместе с Галей, поблагодарить ее.

Влад сейчас нисколько не сомневался в том, что с Галей теперь будет всё в порядке. Надо только всё закончить. Раз и навсегда. И он сделает это сегодня ночью. Конечно, ехать на кладбище затемно нет никакого удовольствия… однако по-другому нельзя. Не может ведь он средь бела дня забраться на могилу и разложить на ней костер! Его тотчас повяжут и отвезут либо в милицию, либо в психушку! А ночью на кладбище никого нет, сторож, скорее всего, поддаст и будет спать без задних ног, и никто не помешает Владу провести ритуал от начала до конца.

Он сошёл с могильного холмика и, как сумел, ликвидировал следы своего здесь пребывания. Обрезок уголка спрятал под ближайшим кустом — вдруг еще пригодится! Затем осмотрел еще раз могилу, убеждаясь, что она не привлечет внимания признаками чьего-то на ней присутствия; оставшись вполне удовлетворенным осмотром, Влад покинул сектор.

Он избрал другую дорогу к выходу с кладбища. Влад сообразил, что на погосте наверняка есть сторож, возможно — даже два, и если он среди ночи попытается пройти через главные ворота, то неминуемо привлечёт к себе внимание и будет остановлен. Такой встречи совершенно необходимо избежать. Поэтому Влад должен был найти другой путь к нужному сектору, и таких путей существовало несколько. Кладбище занимало весьма обширную территорию, каждый сектор располагался в лесу, и попасть на погост, минуя главные ворота, было нетрудно. Владу предстояло только запомнить избранный им путь, чтобы не блуждать ночью в темноте среди могил…

Обогнув сектор Августы(про себя он теперь так называл эту часть кладбища), Влад по тропинке вышел прямиком к другому сектору и пошел вдоль него. Не прошел он и десяти шагов, как невольно замедлил шаг: во втором от тропинки ряду Влад увидел металлический крест, выкрашенный синей краской, в значительной мере облупившейся; могила была ничем не примечательна — поросшая травой, без ограждения, однако внимание Влада привлекла табличка, прикрепленная к перекладине креста. Табличка непритязательно сообщала имя и фамилию погребённого:

«Вакулин Прохор Михайлович. 1892–1962 годы».

И всё!

Никаких «скорбим и помним», никаких «любимому мужу и отцу» — что там еще принято писать на крестах и могильных памятниках… Ничего этого не было. Только имя, фамилия и две даты. Влад неподвижно стоял и отрешенно смотрел на этот массивный синевато-бурый от ржавчины крест, и его охватывало странное чувство — как будто он случайно обнаружил место вечного упокоения старого доброго знакомого. Пожалуй, только сейчас Влад со всей остротой ощутил — как безумно одинок был в своей изломанной безрадостной жизни этот несомненно талантливый, симпатичный и вполне добрый человек, искренне стремившийся своим трудом и своим мастерством приносить радость людям… Он жил один и умер, конечно, в полном одиночестве… было неясно даже, а кто же похоронил его? Вероятно, представители домовой общественности. А вот каковы были последние часы и минуты этого несчастного и бесконечно одинокого мастера, он сам ни описать, ни поведать никому уже не мог.

Влад ощутил горький комок в груди, а также тяжкую волну скорби, неожиданно нахлынувшую на него. За время чтения вакулинских воспоминаний, так живо и наглядно представивших ему тяжкие военные годы маленького провинциального города, Влад постепенно как бы сжился с Прохором Михайловичем, как с добрым соседом, которого он будто бы знал всю свою жизнь. Странное ощущение таинственной связи с этим непростым человеком давно уже было знакомо Владу, а вот здесь, на тихом кладбище, на склоне дня, перед его неприметной заброшенной могилой вдруг проявилось в душе Влада с неожиданной и даже пугающей силой…