Сам Лёва нет-нет да повернет голову к морю – полоса прибоя все ближе и ближе. Маленькие соленые лужицы давно превратились в небольшие озерца, которые приходится переходить по колено в воде. Спустя пару минут путь преграждают бурные ручьи, на глазах сливающиеся в бурлящую морскую поверхность, под которой один за другим скрываются оплетенные водорослями камни.
И вот уже они идут по пояс в воде. У Лёвы сводит ноги, он видит, как Ника проваливается почти по грудь, Гоша спешит на помощь, тянет к ней левую руку – волна окатывает его с головой. Фёдор вытаскивает Нику, Гоша выбирается сам.
Ноги скользят на водорослях, Лёва падает в воду. Поднявшись, он видит: Марина, обернувшись, ждет его.
– Иди, иди, я сам! – кричит он. – Давай быстрее, чего стоишь!
Марина послушно поворачивается и бредет к скалам, вокруг которых уже кипят волны.
Лёва идет, словно в бреду. От ледяного холода ноги перестают слушаться, соленая вода заливается в рот, еще немного – придется бросить намокший, отяжелевший рюкзак и плыть… Но в этот момент Фёдор хватает его и втаскивает куда-то наверх.
– Ну, слава богу, добрались, – говорит он. – Молодцы, ребята. Я уж боялся – кого-нибудь не досчитаемся. Тогда –
– У меня, – говорит Лёва.
– Доставай, – командует Фёдор. – Рюкзаки бросайте, мы вон туда пойдем – там площадка ровная, звезду рисовать удобно.
– Может, передохнем сначала? – говорит Марина.
– Некогда, – отвечает Фёдор, – сейчас самое подходящее время. Время силы, место силы – все отлично сложилось. Пошли, пошли, недолго уже.
Лёва несет магнитные свечи, пытается поймать какую-то мысль… какую-то очень важную мысль, только что промелькнула – и все.
– Так, – командует Фёдор, – у кого-нибудь нож есть?
Они стоят вокруг охотника на ровной верхушке одной из скал, образующих остров. Ника тянется к карману штормовки, где лежит тетин боевой нож, – и в этот момент Лёва наконец ухватывает за хвост потерянную мысль, еще свежую, недодуманную, необработанную, – но как раз такую, чтобы громко сказать, глядя прямо в глаза Нике:
– Ни у кого из нас нет ножа!.
Сказать – и с облегчением увидеть, как девочка незаметно опускает руку.
– Ну и ладно, – говорит Фёдор, – у меня есть.
Пока рисуют звезду, расставляют свечи, Лёва все пытается подобраться к Марине, потому что он, кажется, понял кое-что важное, и надо рассказать, посоветоваться, объяснить: что-то снова не так, и на этот раз – гораздо хуже, чем в заколоченном доме. И, может быть, даже хуже, чем в лесной крепости. Но Фёдор торопит, мысль, только что бывшая такой ясной, куда-то проваливается, а внутренний голос предательски шепчет: ну и что, он же сам сказал, что много раз бывал в Заграничье? И вот уже Фёдор надрезает себе палец, капли крови падают в центр звезды, а в ответ море словно вскипает, и Лёва кричит:
– Гасите свечи, немедленно – гасите свечи! – и тогда Фёдор одним ударом сбивает его с ног.
Поднявшись, Лёва видит: уже поздно. Уже все видят: из моря один за другим выходят упыри. Вода льет с их лохмотьев, они скалят гнилые зубы в плотоядной усмешке, карабкаются на скалы, плотным кольцом окружают площадку, тянут руки, все ближе, ближе…