Марина сдерживает улыбку, представляя, как бы вытянулось это величественное лицо, скажи она сейчас, что самая известная ошибка Учреждения называется «трагедия минус пятого года».
– Короче, твой друг провалил задание, – вздыхает Юрий Устинович.
– А зачем вы вообще его туда посылали? – говорит Марина, не в силах подавить звенящее в голосе возмущение. – Необученного мальчишку, который даже школу не закончил? А его родителей вы известили?
За спиной покашливает дядя Коля. Если он хочет сказать Марине, что с Юрием Устиновичем так не разговаривают, – сколько угодно: Марина таких намеков не понимает.
Помнится, в пятом классе Лёве поставили двойку по поведению: он, мол, обливался из брызгалки на перемене. Из брызгалок стреляли, конечно, все – но Лёва, как назло, попал в ДэДэ, выходившего из мужского туалета, вот и получил двойку. Лёва, конечно, двойку легко бы пережил, но Марина возмутилась и отправилась за справедливостью к директору. У директора как раз была Рыба, но Марину это не остановило, и она убедительно – ей так казалось – объяснила, что правосудие не может быть избирательным: либо надо ставить двойки всему классу, либо исправить Лёвину двойку, потому что в ДэДэ он попал случайно, она, Марина, может это подтвердить – целился-то Лёва в нее, она как раз пробегала мимо туалета и поэтому должна как минимум разделить ответственность. Рыба тогда тоже покашливала, пытаясь остановить Маринину пылкую речь, но тщетно. Впрочем, директор только посмеялся, двойку исправили, а с Лёвы взяли слово, что до конца весны он брызгалки в школу носить не будет. Марина хотела было из солидарности тоже ходить без брызгалки, но потом передумала: жаль было лишиться возможности запустить струю за шиворот Оле Ступиной.
Тогда Марина отстояла Лёву – а сейчас, как бы ни покашливал дядя Коля, собирается отстоять Гошу.
Юрий Устинович, впрочем, на Маринино возмущение не реагирует. Голос у него все такой же ровный и усталый.
– Мы знаем, что сказать его родителям, – говорит он, – у нас с ними давние отношения. А что мы отправили мальчишку без подготовки – так он прошел у нас полный инструктаж. И к тому же, Гоша не просто школьник: то, что он пережил – все вы пережили, – достается на долю не каждого пограничника. Вам ведь многое пришлось пережить, правда, Марина?
Марина сдержанно кивает.
– Фульчи-атака, нападение упырей, смерть учительницы, – перечисляет Ищеев. – Да, целый роман можно написать… Так что мы верили в Гошу. Тем более, он убил самого Орлока Алурина.
Марина хочет сказать:
Он понял, что я знаю, думает Марина, и он понял, что это не Гоша.
Вот ведь дура!
– Мы были уверены, что он справится с заданием, – как ни в чем не бывало продолжает Юрий Устинович, – но, увы, ошиблись.
– А какое было задание? – спрашивает Марина.
– Пустяковое. Он должен был связаться с вашим старым другом Майком Алуриным. Установить контакт – и все. Но он не справился, и теперь нам придется его выручать. И тут, ребята, вы должны нам помочь. Вы все-таки хорошо знаете Гошу, понимаете его… я думаю, будет правильно, если вы отправитесь ему на выручку.
Марина молчит. Это ловушка, думает она. Не знаю – какая, но точно – ловушка. Буду молчать и делать вид, будто внимательно слушаю, вот и все.
Жалко, нет вазочки с мороженым и ложечки, чтобы лучше держать паузу.
– Конечно, мы организуем специальный тренинг, чтобы вы хорошо подготовились, – говорит Юрий Устинович. – Ты, Марина, поговори с друзьями. Вижу, ты девочка умная, с пониманием, а друзья у тебя, скажем прямо, разные. Ну, ты пользуешься авторитетом, думаю, сумеешь их убедить. Родителям скажем, что премируем вас туристической поездкой для лучшего изучения мертвых языков, в школе тоже все объясним, так что на этот счет не беспокойся.
Марина по-прежнему молчит. Ищеев закрывает папку и говорит: