Лёва вертит в руках снежок.
– Я не уверен, что надо соглашаться, – говорит он.
– Почему? – спрашивает Марина.
Лёва молчит, глядя, как младшеклассники бегут по заснеженной дорожке сквера. Без очков они превращаются для Лёвы в расплывчатые пятна.
– Ты же сама сказала: они все время врали, – объясняет он. – Ну, значит, и о том, что нас отправят спасать Гошу, тоже могли соврать.
– А как же Гоша? – прерывает его Ника. – Пусть они врут, все равно – я знаю, он в беде, и мы должны его спасти.
– Нет, Ника, – говорит Марина. – Лёва прав: не надо так легко соглашаться. Давайте хотя бы подумаем, что еще можно сделать…
Эх, если б у нас был интердвижок, думает Лёва, мы бы попробовали выйти с Гошей на связь. Но после приключений на Белом море мертвый прибор безнадежно поломался.
Что-то поломалось у них всех тем летом, когда Гошина мама разрушила мечту об Открытом мире.
– Что мы можем сделать? – говорит Ника. – Мы тут, а Гоша – там. Хреновые мы друзья оказались. Какому-то Вадику он доверился, а нам – нет.
Лёва никогда бы так не сказал – но чувствует, что Ника права. Ведь Гоша был его другом с детского сада, когда Лёву обижали и дразнили, Гоша его защищал – а теперь что?
Выходит, я ушел в другую школу и все забыл, думает Лёва. Конечно, у меня теперь новые, умные друзья – вот и Гоша нашел себе нового друга. Друг, конечно, так себе, зато, видимо, не учил жить и не занудствовал.
Зачем я с ним так говорил? Я же не учитель, не мама с папой. Пусть бы прогуливал школу, мне-то что? Главное, чтобы мы были вместе, чтобы верили друг другу. А я?
И что теперь делать? Соглашаться на предложение эмпэдэзэшников? Бросить Гошу одного в Заграничье? И так, и так – плохо.
Должен же быть какой-то выход, правда?
Или они наконец стали взрослыми и оказались в мире, где нет правильных решений, где нельзя выбрать лучший вариант, где все выборы – худшие?
Лёва вздыхает и роняет в снег плотный хрусткий снежок. Там, куда он упал, только ямка чернеет – словно маленький тоннель в никуда.
И тут Марина говорит:
– Я знаю, что делать. Мы отправимся в Заграничье – но сами, без них.
– Нет, ребят, честно, Гошка мне больше ничего не говорил, – Вадик разводит руками, едва не опрокидывая полную чашку горячего чая. – Все, чё знал, рассказал, вот честное слово.