– Как на войне? – удивился Павел Васильевич. – Вы же меня на десять лет моложе – какая война, вы еще девочкой были, кто же вас воевать пустил?
Тогда она стала рассказывать, а когда закончила, он заметил, что все уже разошлись, они вдвоем в комнате, только луна за окном в черном небе – надкусанным желтым блином.
…Мертвые появились еще до рассвета. Они были высокие и красивые, в черной форме, затянутые в кожаные ремни, в блестящих фуражках с высокой тульей. Их начищенные сапоги скрипели по свежему снегу – и с тех пор Валентина не могла слушать, как скрипит снег, сразу внутри все сжималось, точно стиснутое мертвой рукой в черной кожаной перчатке. Они выгоняли жителей из домов, вытаскивали из постелей, сонных, не успевших одеться. Гнали по улице, как пастухи гонят коров, поторапливали криками и ударами прикладов. Маленькая Валя бежала вместе со всеми, сестра Люда держала ее за руку, и она навсегда запомнила тепло Людиной руки.
Когда рассвело, их согнали к большому амбару, где до войны хранили зерно. Сейчас амбар пустовал. Один мертвый сбил замок с двери и что-то пролаял на своем мертвом языке. К амбару подъехала машина, из нее вынесли катушку с проводами, подсоединили к большой темной коробке, которая тут же откликнулась тихим жужжанием. Потом мертвые стали загонять всех внутрь амбара, там было темно, и от этого Вале наконец стало страшно, потому что она всегда боялась темноты, хотя была уже взрослая девочка, десять лет. А что маленькая и худенькая – ну, так это неважно, все равно считала себя взрослой, хотя, конечно, младше Людки. Было стыдно бояться темноты, и она только тихонько всхлипнула, но Люда все поняла, потащила ее куда-то в дальний угол. Взрослые кругом кричали, кто-то плакал, баба Маша из крайнего дома выла чужим, незнакомым голосом. Вот, сказала Люда, смотри сюда, – и отодвинула доску в стене. Слабый лучик света упал ей на лицо. Видишь, сказала Люда, совсем не страшно. Светло же, правда? А потом нагнулась к Вале и зашептала на ухо: лезь туда и беги в лес. Беги и не оглядывайся, поняла? И добавила: а то я тебе все уши оборву.
Она тогда была маленькая и худенькая, Валентина Владимировна. Она одна сумела протиснуться в щель и выбраться из амбара. Те, кто старше, не пролезли бы. Те, кто младше, не убежали бы далеко.
Валя все сделала, как велела Люда, – и только на опушке леса не выдержала, обернулась. Наверное, захотела узнать, почему на снегу пляшут красные отблески, словно вдруг посреди деревни взошло яркое летнее солнце.
Обернулась – но не замерла, не превратилась ни в снежный столп, ни в соляную статую. Закрыв рот ладошкой, Валя бросилась в лес и бежала до тех пор, пока не перестала слышать крики и треск горящих домов. Может, она убежала далеко, а может, уже некому было кричать, и нечему было гореть.
Весь день она брела по лесу, а когда начало смеркаться, ее нашли двое партизан. На них были оборванные тулупы, подвязанные веревкой, сбитые валенки и дырявые рукавицы, серебряная звезда сияла на замызганных шапках-ушанках.
С тех пор Валентина накрепко запомнила: все мертвое – прочное и красивое, все живое – рваное и ветхое.
С тех пор Валентина не любила мертвые вещи и тех, кто не понимает, зачем провели Границу.
На крыльце Павел Васильевич оглядывается – фигуры двух стариков едва виднеются в темноте, размытыми темными силуэтами на тускло белеющей дорожке. Он открывает дверь и входит в дом – как и все загородные дома, построенные до Проведения Границ, этот напоминает не то храм, не то усыпальницу: колонны, треугольный фронтон, выбитые над входом слова на мертвом языке. Для многих ветеранов этот дом – последняя остановка перед уходом.
Ночью Павел Васильевич лежит в кровати, трое соседей сопят, храпят и присвистывают во сне. Как в больнице, думает Павел Васильевич. Даром, что комнаты называются «номера», а не «палаты».
Он вспоминает, как после инфаркта лежал в больнице. К нему еще пришла Марина Петрова из седьмого класса и рассказала об атаке зомби, о гибели Арда Алурина, о будущем походе на Белое море. Они попрощались, словно не думали больше свидеться: он мог не выйти из больницы, она – не вернуться с Севера.
В тот раз они остались живы, погибла только Зиночка. На похоронах Павел Васильевич украдкой смотрел на Марину и трех ее друзей. Они стояли плечом к плечу, серьезные, повзрослевшие, словно бойцы поредевшего отряда, который вернулся с передовой. Они уже не дети, подумал Павел Васильевич и понял, что никогда не спросит Марину, что на самом деле случилось на Белом море.
Несколько тысяч учеников. Все разные. Никого не перепутаешь. Но эти четверо так и стоят перед глазами: Марина, Ника, Гоша и Лёва. Что с ними сегодня? Где они? О чем думают, к чему готовятся? Почему он этой ночью вдруг вспомнил о них?
За окном – желтый фонарь, а дальше – занесенные снегом аллеи, черный узор ворот, треугольные силуэты елей в лесу. И надо всем – черное небо с серебряными точками звезд. Хрипят и посвистывают во сне соседи. Павел Васильевич закрывает глаза и вспоминает своих четырех учеников.
Если бы я только мог их увидеть снова, думает он. Если бы я только мог их увидеть и помочь им…
Если бы я мог…
Кирилл снимает с полки толстый том в тканевом переплете без суперобложки.
– Это история нашего мира с Мая и до войны.
ebooksa