А что, если в одной из этих книг – ответ на вопрос о том, как перейти Границу?
Может, взять и спросить Кирилла прямо? Вон Лёва разболтал все Вадику, так почему ей нельзя спросить Кирилла? Он же был в Заграничье – возможно, знает, как переходят? А она вместо этого как дура спорит с ним.
Какой-то глупый спор. Недовольная Ника садится на диван, обхватив колени руками.
– Да ладно тебе, – Кирилл садится рядом, – я же там жил. Там нормально. Ну да, безработица есть, но это только бездельники не могут найти работу. А что – лучше, когда все ни фига не делают, а уволить никого нельзя?
Ника вспоминает Гошину маму и вздыхает.
– Тебе видней, – говорит она, – ты вон какой умный, – и она кивает на книжный шкаф.
– Знаешь, Ника, – говорит Кирилл, и его рука как бы невзначай опускается ей на плечо, – на самом деле, чем больше читаешь – тем больше вопросов. Вот у нас почти не говорят о «минус пятом годе» – и никаких вопросов нет. Ну, то есть вот случилась такая незадача, многие люди по ошибке были арестованы и даже ушли. Но когда почитаешь мертвые книги, узнаешь, как над людьми издевались, как их пытали, мучили… и не абы кого, а тех самых людей, которые проводили Границу всего за двадцать лет до этого! – так вот, когда это прочтешь, спрашиваешь себя: а зачем это было?
– То есть как «зачем»? – не понимает Ника. – Разве все на свете происходит зачем-то?
– Не знаю, – говорит Кирилл, – может быть, и не все. Но ты сама подумай: он же не случайно «минус пятый год», пятый год до начала войны. Все те, кто погибли в Учреждении, стали мертвыми, и, наверное, они-то войну и готовили.
Ника знает, конечно, отчего на самом деле случилась война, Ард Алурин рассказывал в заброшенном доме. Но – ни слова.
– Или вот еще, – продолжает Кирилл, – Проведение Границ. Пока мы живем здесь, нам говорят, что Границу провели для того, чтобы защитить живых от мертвых. А когда поживешь в Заграничье, видишь, что это ерунда. Мертвые-то живут лучше нас! И пока Границы не было, мы, выходит, так же хорошо жили!
– Но мы же – не мертвые, – отвечает Ника. – Мы не можем жить как мертвые.
– Ерунда, – говорит Кирилл, – нет никакой разницы, живые или мертвые. Ты думаешь, будь я мертвый – ты бы догадалась?
Ника вспоминает Майка: да, в самом деле, на первый взгляд не отличишь. Вот только Майк говорил, у них нет времени – и, значит, ему сейчас столько же лет, сколько было. А Ника повзрослела.
– Выходит, живым Проведение Границ не нужно, – продолжает Кирилл. – Мертвым тоже. Но ведь зачем-то это сделали? Кто-то на этом выиграл? Но кто? И как? Вот и получается: чем больше узнаешь, тем больше непонятного.
Ника переводит взгляд на стену напротив окна, где висит картинка: двое, обнявшись, идут под дождем, блестит булыжная мостовая, сквозь туман виднеются островерхие здания…
– Это вы из Заграничья привезли? – спрашивает она.
– Да, – кивает Кирилл, – купили на набережной. Там стоят художники, продают свои картины. Очень клево. Опять же – непонятно, почему у нас такого нет. Я по этим художникам скучаю. Вообще много по чему скучаю.
– По чему еще? – спрашивает Ника, и Кирилл начинает рассказывать, как на улицах продают каштаны, такие горячие, что обжигают пальцы, как по ночам светятся огни реклам и вращаются неоновые лопасти мельниц, как в маленьких кафе мертвые пьют кофе с рогаликами (кофе – из маленьких чашек, а рогалики называются
– А на набережной, – продолжает Кирилл, – парочки обнимаются и целуются… вот так, – и он обхватывает Нику, разворачивая лицом к себе. Его губы уже почти касаются Никиных, но тут она отталкивает его и вскакивает:
ebooksa