Живые и взрослые

Мгновение – и яркий свет заливает все вокруг. Стреляйте по прожекторам! – орет Чезаре, а потом пулеметы захлебываются в треске, истошно кричат раненые: охрана накрыла их сверху шквальным огнем. Марина падает, вскидывает винтовку, дважды стреляет в яркое око прожектора, но даже не слышит собственных выстрелов сквозь смертоносный треск и стоны раненых, и кажется, этот бой длится вечность – настоящее застывшее мертвое время, – пока оглушительный взрыв не швыряет в лицо Марине буро-красные осколки, забивая каменной крошкой рот, открытый для победного «Вива либерта!».

Это Чезаре взорвал стену тюрьмы, и гирельеры устремляются к бреши, спасаясь от пулеметного огня. Марина вбегает одной из первых и не видит, как у самого порога падает Сандро. Ника успевает подхватить его и втащить внутрь – точь-в-точь как тогда в метро.

– Сандро! – кричит Ника. – Ты цел?

На губах Сандро лопаются красные пузыри, косички перепачканы в крови и кирпичной крошке.

– Чертовы джеты все-таки достали меня, – бормочет он, а когда Ника нагибается еще ниже, еле слышно шепчет: – Только не говорите маме.

Напоследок он сжимает Никину руку, а потом катапультируется в черный тоннель и следом – в промежуточный мир второго порядка, в преддверие мира дважды мертвых, если, конечно, такие миры – не досужая выдумка, рожденная под сводами прохладных каменных соборов с цветными витражами и красочными фресками.

– Сандро! – кричит Ника. – Сандро!

Марина этого не слышит – она бежит по коридору, вспоминая схему расположения камер, где крестиком помечена одна, та самая, где Гоша. Она бежит и едва не проскакивает нужный поворот – но нет, вот же он, правильно!

– Гоша, ты здесь?

И из соседней двери, совсем не той, к которой бежала, слышит:

– Марина? Ты?

– Да! – отвечает она и командует: – Отойди от двери, мы сейчас ее взорвем!

И сама радуется, какой у нее строгий, решительный, уверенный голос, как у настоящего командира, – но тут же горячим огнем обжигает лицо: двое охранников бегут по коридору, стреляя на ходу. По счастью, не слишком метко, и Чезаре успевает снять их одного за другим еще до того, как новый взрыв разносит бронированную дверь.

Марина на мгновение глохнет, а потом сквозь сизый кислый дым видит, как из раскуроченной двери появляется Гоша, бледный, исхудавший, но все-таки – с улыбкой на перепачканном лице.

– Марина, – говорит он, – вы нашли меня, да?

7

Потом они мчатся сквозь ночь на угнанных армейских грузовиках, все вчетвером – обнявшись в кузове, брезентовый полог хлопает на ветру, урчит мотор, и Марине кажется, что Ника целует Гошу, а может, только кажется, а если даже и целует – ну и что? Они не виделись неведомо сколько и, в конце концов, только что его спасли.

– Ну что, дурак, доволен теперь? – Лёва пихает Гошу в бок. – Что нам ничего не сказал, один поперся? В героя решил поиграть?

– Ну, дурак, да, – соглашается Гоша, – но вы бы меня не отпустили. А я вроде как Нику хотел прикрыть.

– Не фиг меня прикрывать, – смеется Ника. – С вами, героями, всегда так: сначала прикрываете, а потом вас же и спасай.

Грузовик останавливается, они выпрыгивают из кузова. Песок мягко пружинит под ногами, в темноте шумят невидимые морские волны. В свете фар – бесконечный пляж, в темном небе сияет опрокинутый узкий серп луны.