Юлия, предупреждая страшные слова, отчаянно замотала головой:
– Нет! Мара не убивала ее – пока что не убивала. Спасите ее, Дмитрий Михайлович, умоляю вас, сделайте что-нибудь!
* * *
Жизнь за жизнь, смерть за смерть. Высокая цена, которую Мара уплатила за бессмертие – жизнь ее собственной дочери.
За то Акулина возненавидела дочь – за убийство внучки.
За то селяне с Болота казнили Мару – за убийство ребенка.
И это же Рахманов хотел простить Ларе. Нет, не Ларе… эта женщина была ему чужой и незнакомой – а он, словно одурманенный, был согласен выполнить все ее прихоти…
* * *
Потайной ход на крышу заперт не был: взбежав по лестнице, Дмитрий первым делом увидел жаровню, опрокинутую, но еще горящую. А после Дану и Харди на каменном полу – и Лару над ним. Ни капли сочувствия тогда не было ни в глазах ее, ни в движениях. Несвицкий прав – она сама на себя не похожа. Ведь это она с ними сделала – больше некому!
– Прекрати это, Лара! Прекрати немедля! – Дмитрий ногами, не чувствуя жара огня, затоптал остатки углей – а что ему делать дальше не представлял.
Живы ли еще Дана и Харди? И как ему быть с Ларой, стоявшей над ними? Мгновение назад на лице ее блуждала самодовольная ухмылка чужой, незнакомой ему женщины – а теперь это вновь была Лара. Удивленными распахнутыми глазами она смотрела на него и не понимала как будто, отчего он так зол.
– Митя… – слабо позвала она, – что ты делаешь? Где мы?..
Она словно и правда не помнила, как оказалась здесь, на верхушке башни – поежилась и обняла себя за плечи. Снова позвала:
– Митенька, уведи меня отсюда…
Притворяется…
Или нет?
Когда-то именно его окрик заставил Лару прийти в себя и бросить нож, которым она хотела убить Дану. Должно быть, то же самое и теперь случилось. Она тянула к нему руки, умоляя о защите – и Дмитрий не мог ей в этой защите отказать. Снял сюртук, чтобы накинуть ей на плечи и защитить от ветра.
– Это уже не Лара.
Харди позади нее упирался руками в каменный пол и медленно, с трудом пытался встать.
– Это не Лара, – повторил он, – не верь ей.