На кухню входит Бет, босиком, со встрепанными со сна волосами. Должна бы войти через заднюю дверь, – но нет, на сей раз она появляется изнутри, из дома, застегивая на ходу верхнюю пуговицу фланелевой рубашки. Ее ли это рубашка? Кажется, она мужская. И очень похожа на одну из рубашек отца.
Бет видит в дальнем углу кухни Джека, и хорошенькое пухлое личико ее заливается румянцем, пальцы выпускают пуговицу. Рубашка распахивается, чуть обнажая высокую грудь с рыжими пятнышками веснушек.
– Джек, я… – начинает она.
У Джека нет времени выслушивать ее объяснения или, того хуже, признания. Он огибает кухонную стойку, вытянув руку вперед, жестом, который может означать и «привет», и «не подходи». С ладони капают на пол крупные, яркие капли крови.
– Ох, Бет! Бет, скорее, скорее пойдем со мной! Я такое натворил! Ох, я сделал такую глупость!
Забавно: он в самом деле чуть не плачет. Голос по-настоящему дрожит, и все расплывается перед глазами.
– Джек! У тебя кровь идет! Надо перевязать…
– Нет, нет, пожалуйста, скорее, просто пойдем со мной, Бет, ты сама увидишь, я такое натворил, ты должна мне помочь, Бет…
– Конечно, конечно, помогу! – говорит Бет и, не раздумывая, обнимает, прижимает его голову к своей груди.
Несколько недель назад такая ласка вознесла бы его на вершину блаженства. Сейчас ему мерзко, словно сороконожка ползет по лицу.
Здоровой рукой Джек хватает Бет за локоть и тащит к задней двери. Капли крови на полу отмечают их путь.
– Я просто открыл загон, – бормочет Джек сдавленным несчастным голосом. – И, наверное, напугал ее. Она вдруг как побежит!
– Ох, Джек! – говорит Бет. – Кто убежал? Поросенок?
– Свинья, – отвечает он и ведет ее дальше в жемчужном свете рассвета – по росистой траве, мимо огорода, в открытые ворота кладбища. – Ох, что я натворил! Она теперь умрет!
Подходя к надгробию и буйной поросли возле него, Джек замедляет шаг. Растения мудро ушли в землю, спрятались так, что не видно ничего, кроме свежеразрытой земли и торчащих из нее зеленых листьев. Джек отпускает руку Бет. Недоумевая, она проходит еще несколько шагов вперед, оглядывается. Хмурится. Джек вдруг замечает у нее маленький второй подбородок, и его поражает мысль: пройдет время, и Бет растолстеет. А потом он думает: нет. Она уже никогда не станет толстой.
– Джек! – осторожно окликает его Бет. – Я ничего не вижу! Что ты выдумываешь?
Джек заводит руку себе за спину и сжимает рукоять садового совка, который заткнул сзади за пояс джинсов. Хочет подсечь ей ногу, однако в последний миг Бет оборачивается, и совок с хрустом врезается ей в бедро, над левым коленом. Бет кричит и с размаху садится на землю среди «мамочек», привалившись спиной к надгробному камню Блум Маккорт. Испускает долгий дрожащий вздох, изумленно глядит на совок, застрявший в ноге.
– Возьмите ее! – говорит Джек Мамочкам. – Прикончите! Она ваша!
Растения не шелохнутся.
Бет поднимает голову, глядит на него изумленными глазами, в которых набухают слезы.
ebooksa