– Стих новогодний говори! – потребовал хозяин.
Сиина испуганно молчала. Через минуту дубовое полотно дрогнуло и распахнулось, чуть не сбив ее. На пороге стоял худой мужчина, состоявший, казалось, сплошь из жил. Левая часть его лица была изуродована глубокими шрамами, глаз в этом месте скрывала седая челка. Волосы доходили до плеч жесткими косматыми патлами.
Мужчина был одет в шерстяную, давно не стиранную тунику и грубые штаны, поверх которых белел заляпанный кровью фартук. В руках блестел мясницкий нож, а у ног сидела здоровенная серая псина, готовая броситься на порченую.
Увидев гостью, Зехма что-то сказал собаке, и та убежала, поджав хвост. Потом он схватил Сиину за грудки, притянул к свету и пристально посмотрел в лицо. Заглянул ей за плечо – нет ли кого? И швырнул девушку в дом с такой силой, что та грохнулась, споткнувшись о порог. Собака забрехала, но не появилась.
Внутри одуряюще пахло кислым рассолом, дымом и перцем, лавровым листом, жареным мясом. Сиина захлебнулась густым воздухом и закашляла. Угрюмый Зехма запер дверь на засов, сбросил сапоги и, не говоря ни слова, прошлепал босыми ногами по шкурам к столу возле печи, где лежала кабанья туша, которую он с завидным умением продолжил разделывать.
Сиина робко разулась. Смутившись вытряхивать снег на пол и боясь открыть дверь, чтобы высыпать его, торопливо собрала ледышки, покатившиеся во все стороны, и кинула обратно в обувь.
Зехма не обращал на нее внимания, будто запустил не порченую, а сквозняк. Зато Цель успокоилась. Наконец-то, впервые за долгое время. Сиина тихонько шмыгала носом, вспоминая ладони Астре и проталины под ногами. Она сняла ватник, шаль и платок, стянула мокрые носки и, сев прямо на полу, начала растирать непослушными руками пальцы на ступнях.
Зехма временами зыркал на порченую из-под густых светлых бровей. Он совсем не походил на Иремила, но тоже отличался высоким ростом. Сиину не пугало лицо мужчины, уж чего-чего, а на шрамы она за всю жизнь насмотрелась с лихвой, и никакие уродства не могли заставить ее не полюбить тотчас этого угрюмого охотника, пустившего ее в дом без единого вопроса.
Словно Зехма знал, что когда-то это может случиться. Словно привык думать, что брату нужна помощь и ему придет время скрываться. И поэтому Зехма живет здесь долгие годы совсем один, ожидая возвращения Иремила. И для него он не затворяет ставни и зажигает фонарь на подоконнике, чтобы брат мог найти дом по огоньку.
У Сиины не поворачивался язык сказать о смерти Иремила, но, кажется, Зехма уже понял это. Когда глядел ей за спину, высматривая в завьюженной темноте прималя. И потому он так грубо втолкнул ее в дом. И вот почему Цель сомневалась.
Сиина растерла ноги и продолжила сидеть у порога, не решаясь пройти дальше и не зная, что делать. Конечности покалывали и болели от тепла. Мокрые волосы прилипли к вискам.
Тут хлопнула крышка сундука, дрогнули половицы под шагами, и грязные босые ноги очутились совсем рядом.
– Ты не сиди. Чего расселась лужей стекать? Снимай мокрятину свою, – сипло сказал Зехма наполовину беззубым ртом, роняя на колени порченой стопку одежды. – Это пока надень, а тряпье повесь. Вот повесишь, потом сиди.
Он вернулся к столу и встал спиной к Сиине. От вещей пахло сырым мясом: охотник не вымыл руки, прежде чем их достать. Девушка торопливо стянула гамаши и увидела, что все ноги у нее красные. Она надела штаны Зехмы, кажется, совсем не стиранные и задымленные, подвязала их на животе скрученным платком, чтобы не спадали, подвернула штанины. Следом примерила рубаху, дошедшую до колен, а поверх нее вязаную жилетку.
Кое-как она доволокла мокрое до печи и, сдвинув тулуп Зехмы, повесила ватник и остальное. Потом примостилась на соломенном тюфяке и стала греться возле топки.
– Ты не спи, – сказал Зехма. – Жрать скоро достану. Пожрешь, так и спи. А не пожрешь, так и не спи.
Сиина не сдержала улыбку, хотя она была тут совсем не к месту.
– Давно помер? – спросил Зехма, мрачно глянув на нее.
Он отделил от туловища ляжку и положил в сторону.
– Трид назад, – тихо сказала Сиина, прислонив голову к печи и осоловело глядя на охотника.