А дед с дядей знали правду. Аренту это показалось подлейшим предательством.
– Почему он мне не сказал? – запинаясь, спросил он.
– Потому что приказать убить собственного сына не так-то просто, Арент. – В ответе дяди слышалось сочувствие то ли к Касперу ван ден Бергу, то ли к Аренту. – Твой дед стыдился того, в кого превратился его сын, того, как пришлось поступить, и того, что он это сделал чужими руками. Твой дед презирает любые проявления слабости и больше всего – в самом себе. – Генерал-губернатор подался вперед к солнечному свету и глубоко вдохнул, будто вбирая его в себя. – Прошлое – яд. Каспер хотел оставить прошлое позади, и я поклялся хранить тайну.
– Тогда откуда шрам?
– Его нанес убийца. – Дядя поджал губы. – Он совершил много странностей. Ему велели убить твоего отца недалеко от дома, а не оставлять тебя в лесу на три дня. Мы правда не знаем, что с тобой происходило в это время.
– Что стало с убийцей?
– Сбежал. – Дядя сжал кулак, потом снова разжал. – Испарился. Отдал четки твоего отца Касперу, взял деньги. Больше мы о нем ничего не слышали.
– Четки служили доказательством его смерти?
– Да. Твой отец дорожил ими больше всего на свете. Каспер знал, что по доброй воле он бы с ними не расстался.
– Но вы ведь призвали Старого Тома? Я слышал, вы сами признались.
Вос предупредительно кашлянул. Арент начисто забыл о присутствии гофмейстера. Генерал-губернатор не обратил внимания на своего советника, а пристально посмотрел на Арента:
– Ты веришь в демонов, Арент?
– Нет, – ответил тот твердо.
– Если ты в них не веришь, как я мог их призвать? Ты задаешь мне эти вопросы, потому что твоя жизнь изменилась в том лесу и ты хочешь знать почему. Я вот что тебе скажу. Тебя привели сюда твои собственные решения. Не мои и не деда. Не Господа Бога или Старого Тома. Поверь мне, мы оба желали, чтобы все сложилось иначе, но ты всегда поступал по-своему.
– Вы не ответили на вопрос.
– Ответил. – Дядя потер пальцем глаз. – Не всегда стоит добиваться ответа.
– Это цитата из моих записок.
– Думаешь, я не следил за твоей судьбой все эти годы? – Дядя постучал пальцами по столу, будто проводя некую линию, за которую не следует заходить. – Есть много такого, о чем я не могу тебе рассказать.
– Дядя…
– То, что я искренне отвечаю на твои вопросы, – свидетельство моей любви к твоей семье. Никто другой не удостоился бы такой чести.