Разумеется, некоторые сразу были такими. Но тогда никто не обращал на это внимания, а теперь поползли слухи. Мол, те, что преклонили колени перед алтарем в трюме, присягнули на верность дьяволу.
От них держались подальше.
Старые матросы утверждали, что в темной воде пробудилось зло. И имя ему – Старый Том.
47
– Две недели болтались, как чертова рыба на крючке, а теперь окончательно попались! – прокричал Кроуэлс, когда шторм в конце концов обрушился на них.
Обессилевшие матросы больше не могли противиться натиску стихии. Они испробовали все, выложились без остатка, но шторм был неумолим. Кроуэлс гордился ими и о большем не просил. Ему хотелось сказать это команде, но перекричать ветер было невозможно.
Он выбрался на шканцы и посмотрел в небо. День и ночь слились воедино. Ветер бесновался, струи дождя молотили по палубе, вода стояла по щиколотку.
– Не видно ни зги, – пожаловался Кроуэлс Ларму, пытаясь сквозь ливень разглядеть паруса других кораблей.
Только три держались вблизи «Саардама», несмотря на его отчаянные маневры. И зря.
– Ступай в рулевую и правь туда, где никого нет! – прокричал он. – Если сблизимся в такой шторм, нас бросит друг на друга.
Ларм пробежал по палубе с проворством лисы. Только Кроуэлс последовал за ним, как корабль ухнул вниз на волне, и палуба ушла из-под ног. Капитан успел схватиться за канат, а двух матросов подбросило в воздух и брякнуло о доски.
Посредине палубы отчаянно звонил колокол.
Кое-как добравшийся до укрытия, Кроуэлс вытащил оттуда испуганного юнгу.
– Заглуши колокол! – скомандовал он ему, перекрикивая шум волн.
Как известно, если колокол звонит сам по себе – быть беде. При неспокойном море его заглушали первым делом.
– Боцман! – прокричал Кроуэлс сквозь ветер.
Йоханнес Вик выбрался на шкафут, цепко держась за канат:
– Капитан?
– Всем, кроме вахтенных, – в кубрик! – прокричал Кроуэлс ему в ухо, утирая с лица воду.
Вик схватил за шиворот двух матросов, рявкнул приказ и подтолкнул к люкам.