Элиза.
Она спала рядом с ним, как всегда, щека к щеке, бедро к бедру. Он мог чувствовать прохладное легкое давление ее так призывно близко, и если не было ничего другого в этой ужасной жизни, то была Элиза. Элиза, которая была такой умной, такой терпеливой, всегда внимательной и заботливой о Генри. Элиза всегда давала советы, и большинство из них были очень хорошими.
Она научила его первым играм на кладбище, а позже он научил ее другим, которые, как они оба знали, были неправильными, но в их неправильности было их обольщение.
В бледном свете луны были видны темные сучковатые деревья, сверкающие мраморные надгробия и одинокая фигура, стоящая на четвереньках и копающаяся в земле. Это мужчина в длинном бордовом плаще и шляпе с высоким отворотом. Он похож на кого-то из черно-белых персонажей старого фильма ужасов: тощий, как тростинка, в тени его бледное лицо расплылось в улыбке чистого восторга или в гримасе абсолютного ужаса.
Дерн откинулся назад, он копал.
Как собака, копающая все глубже и глубже, ищущая мясистую кость, чтобы обглодать ее и похоронить в каком-нибудь тайном уединенном месте.
Почва черная, богатая и влажная. У него захватывает дух, сердце начинает биться в новом восхитительном ритме, мозг наполняется все возрастающим подсознательным эротическим трепетом. В глубине его сознания звучат голоса – одни старые, другие новые, но все они заглушены другим, доминирующим, громким, подавляющим.
(выкопай ее, выкопай эту маленькую шлюшку)
(если ты выкопаешь ее, то сможешь забрать себе)
Дрожащими пальцами он царапал полированное дерево гроба, смахивал грязь, открывал защелки и открывал крышку. А внутри, в шелковых, похожих на лоно глубинах... девушка в белых погребальных кружевах, с огненно-рыжими волосами, с полной грудью, вздымающейся от желания. Ее белые тонкие пальцы сложены на ней. Она едва дышит. Но дыхание глубокое и страстное. Когда Генри нависает над ней, наблюдая, вдыхая зловоние кладбища, ее глаза открываются и ловят сияющий лунный свет. Она улыбается и показывает ровные белые зубы.
- Возьми меня, Генри, - говорит она. - Прямо здесь.
Она убирает руки от груди, и его грязные пальцы разрывают ее платье, пока ее груди не освобождаются, пока эти мраморно-белые шары не оказываются под его ладонями, и он работает ими.
- Сейчас, Генри, сейчас, - она раздвигает свои длинные ноги, и он входит в нее без колебаний.
Она задыхается от холода его члена, обхватывает его ногами, качается вместе с ним, заставляя его входить глубже и быстрее, пока они оба не вскрикивают в кладбищенской тишине, когда ветви деревьев скрипят высоко над головой, а летучие мыши летят в темноте.
- Ребенок, - говорит она ему, задыхаясь в гробу. - У нас будет ребенок...
Hо это было воспоминание. А сейчас...
- Ты должен быть внимателен, Генри. Это очень важно, - сказала Элиза.
Снова грезы наяву. Иногда ему не хотелось делать ничего другого.
- Если девушка сбежит, - сказала Элиза, - будут неприятности. Беда для всех нас.
Генри потер глаза.