Муж уснул, выставив из-под одеяла голое смуглое плечо, а я сидела у окна и смотрела на Францию. Под окном была речушка, утки крякали и по-хозяйски прогуливались вокруг. В стеклянную дверь заглянула овца, несколько минут стояла неподвижно, потом ушла. Я попыталась вспомнить, когда у нас с Тимуром в последний раз был полноценный запоминающийся секс, а не редкая минутная возня в темноте. Получалось, что еще до рождения Даньки, от этой мысли мне стало тоскливо, и я тоже легла спать, чтобы не думать ее снова и снова с пьяным упорством.
Утром я не смогла рано проснуться, и Тимур уехал на работу, забрав машину. Весь день я бродила по засыпанным подтаявшим снегом пригородам Фуа, отмечая сходства и различия между провинциальной Францией и средней полосой России. Деревья, сугробы, овцы и уточки выглядели совершенно так же. Дома и заборы, конечно, отличались, и почему-то было меньше грязи, хотя казалось бы, этой субстанции везде должно быть поровну.
Крыша одного из домов была украшена рождественской инсталляцией Санта Клауса в натуральную величину — изначально он, видимо, лез в трубу с мешком подарков, но от ветра и снега сполз, перевернулся, облез и был ужасно похож на разлагающийся труп повешенного за ногу старика, сохранившего при этом остатки добродушной комичности. Ветер трепал красный целлофан его кафтана, пластиковая борода висела серыми космами. Я долго смотрела на мертвый символ праздничных надежд, потом вернулась в гостиницу — с красным замерзшим носом и промокшими ногами.
— Мне надо позвонить, — сказал Тимур вечером, переодевшись из костюма в джинсы. — Я выйду на улицу, ага?
— Звони отсюда. Я не буду подслушивать.
Если бы я писала это в скайпе, вместо точки поставила бы смайлик — робкую улыбку. Вместо этого пришлось по старинке изображать эмоцию на лице.
— Не, там по работе всякое, я лучше выйду…
Через пять минут я накинула плащ и вышла за ним, не признаваясь самой себе в желании подслушать, убедиться, что он говорит о поставках мебели, тайнах выдвижных полок и комплектации кухонных уголков. Тимур сидел и разговаривал в машине, лицо у него было нахмуренное, он дергал уголком рта и жестикулировал. Мне не было слышно, о чем он говорил, а по губам читать я не умела и не хотела, чтобы он меня заметил.
Мы поужинали в техасском гриле, муж все время подливал мне вина и заказывал еще.
— Красное, под мясо, хорошо же!
Мы много смеялись, обсуждали Даньку, Францию, мебель и еду.
— Я хочу на работу, — сказала я. — Надоело дома сидеть. Лариска обещала с шефом поговорить, меня могут обратно взять. Ну и деньги…
— Деньги, деньги. «Всего шесть букв, а какая в них сила», — с невеселой усмешкй процитировал Тимур.
В номере он помог мне раздеться и уложил спать, а сам сел работать с документами. Я смотрела через комнату на его красивое лицо в желтом свете лампы, руки с длиными пальцами и твердо решила дождаться, когда он закончит, и посягнуть на его добродетель. Но он работал сосредоточенно и долго, а я была слишком пьяна.
Утром мы вместе позавтракали. Когда Тимур пошел в душ, я попыталась влезть в телефон, но он поменял пароль, и я не смогла его угадать.
— Завтра вместе погуляем, — сказал муж, высаживая меня на остановке в центре города. — Я надеюсь сегодня все вопросы порешать. А сегодня, — он посмотрел на часы, — у тебя полдня на разграбление города. В шесть будь здесь. Ты часы-то перевела на местное время?
Я бродила по узким улочкам среди ярких домов с цветами на подоконниках, равнодушных французских кошек, много курящих аборигенов и кучек собачьего дерьма на старинной брусчатке. Сувениры, как и везде, были неприлично дорогими и сделанными в Китае, пороховниц не продавали.
Свернув в крохотный переулок, я оказалась перед темноватой витриной, полной странных и очень старых предметов. Сквозь толстое стекло на меня с пыльной ненавистью смотрела голова страуса, рядом стояла высокая ваза с лепниной, натюрморт с окровавленными фазанами в золоченой раме и серебряное блюдо с гербом, согласно подписи на ценнике, самого Симона де Монфора.
— Пороховница! — тихо воскликнула я. — Вот где я тебя найду!
В ломбарде было тепло и пахло старым временем, потом и сладким табаком. Пожилой хозяин-араб оценивающе на меня взглянул, кивнул и продолжил курить кальян и смотреть на маленьком телевизоре на прилавке «Крепкий орешек» с французскими субтитрами.
ebooksa