В магазине было много странных предметов, суть и назначение многих из них уже затерялись в потоке времени. Что вот это такое, на длинной ручке? Глазовыколупывательница или ржавая ложка для старинного мороженого? Что держали в этом кисете, похожем на мошонку старого ослика? Табак? Деньги?
Я положила мошонку на стол и сняла с полки зеленый чемоданчик, почти формата А4. Он был отделан мягкой кожей, внутри крышки крепилось зеркало на ручке и щетка для волос, а в основном отделении лежал тонкий журнал — титульный лист был вырван, первые несколько страниц покрыты мелкими нечитаемыми закорючками, остальные — пусты.
«Несессер» — я вспомнила слово, которым такие штуки назывались. Я смотрела на него и понимала, что мне нужно его купить. Мне редко хотелось каких-то определенных покупок, за исключением книг или настольных игр, но пару раз в жизни у меня уже бывало такое чувство — что мне обязательно нужно получить вот эту вещь. Так когда-то я увидела в магазине платье цвета летнего вечера, которое стоило две моих зарплаты. В магазине оно было одно, поэтому я срочно заняла денег у мамы и потом три месяца ела доширак и яблоки, бесплатно собранные на Ларискиной даче. Надев это платье, я познакомилась с Тимуром — он потом говорил, что заметил вначале именно его удивительный, глубокий цвет, потом — летящие линии, потом — меня внутри платья. С тех пор, как родился Данька, мне ни разу не удавалось в него влезть, оно висело в шкафу сброшенной кожей, лепестком прошлого цветения. Иногда я открывала створку и прижималась лицом к гладкой ткани.
Мой французский был рудиментарен, а продавец говорил на нем совсем с другим жутким акцентом. Да, прекрасный несессер, стоит каждого цента своих двести евро. Начало двадцатого века, очень ценная вещь, сто восемьдесят и точка. Местный старик умер, осталась большая квартира, полная старого хлама — но эта вот вещь отличная, меньше чем за сто пятьдесят отдать никак.
— Тим, прости, я себе сувенир купила, — сказала я вечером виновато. — Дороговато для старой фигни, целая сотня. Но мне очень надо было.
Тимур осмотрел покупку без интереса, кивнул.
— Нормальная старая фигня, — сказал он. — Слушай, Танюш, прости, но завтра ехать надо, не выйдет по городу погулять. Я замок хотел тоже посмотреть, но вот так… вызывают. Билеты в аэропорту поменяем, они у нас «гибкие», в течение дня улетим… Ну не расстраивайся, а?
За ужином я целенаправленно не пила, а когда вернулись в номер, прижалась к нему, потянулась поцеловать.
— Тань… погоди… мне позвонить надо…
— Завтра, — сказала я, слыша мольбу в своем голосе. — Пожалуйста, Тим… Ты мне нужен.
Он сдался, ответил на мой поцелуй, устремился ко мне. Через несколько минут его телефон зазвонил, я повернула голову, но Тимур потянулся и сбросил его на пол.
— Неважно, — сказал он, — перезвонят.
Я уснула на его плече, вдыхая его запах, не в силах двинуться с места, а проснулась на другом конце кровати, одна. Часы на стене светились мягким синим светом и показывали час ночи. Тим улыбался во сне. Я придвинулась поближе, положила руку ему на грудь и поцеловала смуглое плечо.
— Лариска моя, — пробормотал он, не просыпаясь, и сжал мою руку своей. — Ларочка…
Первые полчаса я лежала, замерев, как кролик перед гадюкой, боясь пошевелиться, пытаясь убедить себя, что мне послышалось. Следующие полчаса я дрожала — сквозь меня будто катились волны горячей ртути, тяжелые, раскаленные, ядовитые. Каждое опоздание Тимура, каждая ремарка Ларисы, каждый взгляд через стол в компании, улыбки, жесты были как кусочки пазла, собрав который, я увидела себя — нелюбимую, подурневшую, дважды обманутую. Я вылезла из кровати и на подгибающихся ногах, по стеночке, дошла стола, включила лампу — с вызовом, пусть муж проснется, чтобы я могла вцепиться ему в лицо.
Я открыла несессер, мягкая кожа его казалась теплой, живой. В зеркале отразились мои безумные, широко раскрытые глаза, белые без кровинки губы. Я взяла ручку с логотипом гостиницы, пролистала тонкий журнал до первой чистой страницы. Бумага была старой-старой, шероховатой, нежно-кофейного цвета.
«Я хочу умереть», — написала я в три часа ночи, в начале ведьминого часа, когда истончается грань между мирами. Хочу умереть, хочу умереть. Так я исписала всю страницу, потом снова уставилась в зеркало, пытаясь выжечь боль из своих глаз. Мне показалось, что лицо мое немного изменилось — черты заострились, брови приподнялись. Я смотрела на себя долго, светящиеся синие стрелки на стене почти завершили круг.
«Хочу, чтобы он умер», — написала я в конце часа, всего один раз. Закрыла журнал и с удивлением увидела, как уголки моих губ в зеркале приподнялись в бледной улыбке. Я поняла, что очень устала, и легла в кровать, накрылась одеялом. Тимур начал храпеть, я легонько толкнула его, он чему-то рассмеялся во сне и повернулся на бок. Стало тихо. Я уснула.
«Какой отвратительный сон», — подумала я утром. Облегчение длилось всего несколько секунд, потом пришло понимание. Тимур вышел из душа, улыбаясь, сел рядом на кровать. Горячо, мокро поцеловал меня в губы.
— Поехали домой, — сказал он. — Родина-мать зовет. Я по Даньке соскучился…
ebooksa