При этом его жёлтые, тоже вангоговские, глаза, сверлили водителя, а пальцы постукивали по острым коленям. Пальцы были такими длинными, будто состояли из пяти-шести фаланг, словно костяные пауки, перебирающие лапками.
Вадим говорил без остановки, но с каждой минутой ностальгический пыл угасал, сменяясь неприятным холодком. Заостренные черты попутчика вдруг напомнили ему посмертную маску. В салоне было тепло, но слева от себя Вадим явственно чувствовал источник холода, будто сидел возле открытого холодильника. Теперь он ощущал и едва уловимый запах: сладкий и смутно знакомый. Почему-то он вызывал в памяти похороны, его лежащую в гробу тётку.
Чем страшнее становилось Вадиму, тем быстрее он говорил:
— А байку про железнодорожный мост слышал? Там до сих пор колючая проволока, да? Ну, ясно, стратегический объект. Поезда постоянно ходят. У нас в детстве говорили, если сделаешь шаг за проволоку, военные без предупреждения откроют огонь. И у каждого был знакомый, которого на мосту расстреляли. Чушь, понятное дело, но мне интересно, кто-нибудь пытался на мост выйти?
— Я другую байку знаю, — сказал земляк тихо. — Про чернобыльское облако. Слышал такую?
Вадим кивнул. Да, кое-что он слышал.
В 86-м, когда рванул реактор, родители хотели отвести его к бабушке, подальше от Чернобыля. Про радиацию тогда толком ничего не знали, масштаб катастрофы осознали много позже. Но Тульская область в любом случае казалась безопаснее близкого к Припяти Киева.
Буквально в последний момент шестилетний Вадик сильно заболел. Врачи констатировали отравление, никак не связанное с чернобыльской трагедией: мальчик попросту напился чернил. Вместо любимого Плавска он попал в больницу, о чём горько сожалел. Пока ему не рассказали про облако.
Информация эта не была официальной, но люди говорили вот что.
В начале мая 86-го северный ветер понёс на Москву «украинское облако» и, дабы остановить его, Горбачёв распорядился выслать самолёты со специальными реактивами, что в майские праздники делают чистым небо над красной площадью.
Самолёты встретили опасное облако за двести сорок километров от столицы и осадили его. Дождь выпал над Плавском.
«В газетах не писали? — невесело усмехались местные. — Так ведь информация засекреченная!»
Правда это или вымысел, сказать сложно, однако доподлинно известно, что смертность в городе Плавске увеличилась в разы, так, что пришлось открыть новое кладбище, которое стремительно разрослось в начале 90-х.
— Слышал, — подтвердил Вадим. — Моя бабушка умерла от рака печени, а тётка от рака груди. Двое друзей детства от белокровия скончались. Я верю, что это были последствия того дождя.
— Рак, — прогудел земляк из-под шарфа, из глубины своего тщедушного тела. И уставился в окно.
Вадим тоже замолчал, бросил взгляд на часы.
Стрелки не двигались.
Он постучал по циферблату и подумал: «Странно, мы едим уже минут двадцать, а я не заметил, как проехал Горбачёво».
Горбачёво было последним населённым пунктом перед Плавском.
Повисшая в салоне тишина давила на Вадима, и он включил радио. Запела Чичерина.