— Дима, не приставай к соседям, — отчитала сына красивая молодая женщина. Платон вспомнил, что летом её муж-матрос погиб в море. Женщина хотела что-то сказать Платону, но осеклась.
— Господи, вы весь в крови. Пойдёмте к нам, я обработаю раны. Да в какую передрягу вы попали?
— Это долгая история, — проговорил Платон.
— А вы куда-то торопитесь?
Платон посмотрел на мальчика с медвежонком и сказал устало:
— Нет. Пожалуй, нет.
Ночной вылет
С этим самолётом было что-то не так. Я на нём в августе летал, на четырнадцатом номере. Едва не погиб. Штурман спутал частоту, повёл машину на вражескую станцию. Смершник допросил, штурману восемь суток гауптвахты дали. Обычная история, конечно, на войне сплошь и рядом случается.
Вспомнили уже потом: к нам накануне американские самолёты доставили. Летом сорок четвёртого. Б-25, превосходная птичка. Бомб до пяти тонн берёт. Мотор «Райт-циклон», три радиостанции, писсуар. Приборное оборудование удобное, словечки на нём разные, мы их заучивали с англичаночкой одной, Светой. Buster — помпа, oil — масло, fuel — бензин. До сих пор слышу, как Света, Светлана Робертовна, их произносит.
И там казус был. Механики ночью готовили самолёты, а из «американца» кошка выпрыгнула. Крупная, зараза. Вообще-то механики клялись, что енот, а не кошка, но откуда тут енотам взяться? Гнались они в потёмках за зверьком по аэродрому, а он в ИЛ-4 — шмыг, и пропал.
И пошло-поехало.
У опытных пилотов ошибка за ошибкой, причём исключительно в четырнадцатой машине.
Дважды она чудом не рухнула на взлётное поле. Техника нашего за халатность в штрафбат отправили. Он, якобы, струбцинку с руля глубины не снял. Хотя, если подумать, чтоб такой пилот, как Леншин, не заметил законтренного руля?
Теперь про капитана Леншина. Полковник обратил внимание: Леншин полёты срывает. Сорок минут полетал, и назад. Связи нет, мол. Посмотрели, есть связь. В другой раз вернулся: двигатель горит. А двигатель в норме. На пятый раз его отстранили от полётов, и я видел, он с облегчением вздохнул. Бледный Леншин ходил в последние недели, руки тряслись. А он полярный лётчик, в Папанинской экспедиции был.
Когда четырнадцатый, по вине радиста, сильно пострадал, суеверные зашептались про чёрного кота из Б-25, что он Илюшу сглазил. И что четырнадцатый — тот же тринадцатый, ведь бомбардировщика с номером тринадцать в полку нет. Я ещё пошутил, а не американский ли шпиён был в костюме енота? Наши смеялись, кроме Шлычкова, Леншиновского штурмана.
Чинили ИЛ долго, и я забыл про связанные с ним слухи.
Однажды, накануне ночного вылета, ко мне Шлычков подошёл:
— Меня с вами поставили, лейтенант. На четырнадцатого Илью.
Я обрадовался такому напарнику. Шлычков был парнем что надо, спокойный, уравновешенный. Книжки читал, классику, поэзию. Нам всем джаз нравился, Эдди Рознер, Утёсов. Ему — Шопен, Дворжак. Но над ним не подшучивал никто, очень он хорош был в работе.
Бывает, штурманы орут: «твою мать, сбрасывай, чёрт, собьют же!». А он без нервов, профессионально.
ebooksa