Но тогда Шлычков выглядел взвинченным и скрылся, прежде чем я стал расспрашивать. Правда, непосредственно перед вылетом он был вполне спокоен и решителен. Третьим членом экипажа назначили Тараса Волгина.
В отличие от Шлычкова, пулемётчик Волгин кипел энергией и с начала войны пребывал в эйфорическом состоянии. Словно только её и ждал, стуча молотом в вологодской кузнице. Он носил пышные усы, коверкотовую гимнастёрку, вместо хлопчатобумажной, бриджи. Был чемпионом гарнизона по расписыванию пули, а уж в питье «ликёра шасси», коктейля из глицерина и спирта, мог бы выйти на всесоюзный уровень.
Я счёл команду подарком мне к юбилею. В смысле, что вылет у меня был юбилейный, пятидесятый боевой.
— Ну и вонища здесь, — прокомментировал Волгин, располагаясь на корме. — Стряпня моей тёщи покойной лучше пахла.
Я потянул воздух ноздрями, но запах был родной, спёртый запах железа, масла, войны.
Пока переодевался в меховой комбинезон, поймал на себе взгляд штурмана. Он жевал губу, будто хотел что-то сказать.
— Ты в порядке, Костя?
— В порядке, — смутился Шлычков. — Синоптики растревожили.
И он быстро юркнул в носовую часть, занял штурманское кресло впереди меня.
Что ж, погоду нам и впрямь обещали интересную, но мы в дальнебомбардировочном полку к подобным вещам привычны. Когда проводишь в полёте по девять часов, и нет ни автопилота, ни второго лётчика, любой шторм не в новинку.
Я сел за штурвал, проверил приборную панель.
Что-то чиркнуло по затылку легонько, я автоматически отмахнулся, повернул голову. Никого, да и кому там быть, люки задраены, самолёт готов к старту.
Я пожал плечами.
Плавно поднял ИЛ в воздух, прибавил мощность моторам. Набрал высоту.
В кабине засвистел ветер. Волгин, совмещающий обязанности стрелка и радиста доложил:
— Отец, связь установлена.
Он всех лётчиков «отцами» называл, даже тех, что, как я, были его младше.
Стрелка высотомера уверенно бежала в своём окошке. Тысяча метров, две тысячи…
Волгин, фальшивя, забасил песенку про Джеймса Кеннеди.
Я улыбнулся невольно. Ничего поделать не могу, сколько бы ни взлетал, душа поёт.