Драконья гавань

Медная была не единственным драконом, изменившимся после большой волны. Серебряный, Плевок, как он теперь себя называл, сделался почти опасным. Вспыльчивый и ядовитый, он уже однажды случайно ошпарил Бокстера. Тот не сделал ничего такого, что могло бы вывести дракона из себя, только оказался поблизости, когда Серебряный разозлился на соплеменника. Тут же рядом объявился Меркор и заревел на Плевка. По счастью, Бокстера задело скорее краем выдоха, чем брызгами самого яда. Руку обожгло, но он сорвал с себя рубашку достаточно быстро, чтобы избежать серьезных повреждений. Затем ему пришлось удерживать собственного дракона от мести Плевку. И лишь когда все улеглось, хранителям удалось обработать и перевязать ожог. Если бы на руках Бокстера не было чешуи, ему пришлось бы куда хуже.

Некоторых драконов путешествие утомило и разочаровало, другие оставались так же полны рвения, как и в начале пути. Их мнения о походе разнились так же сильно, как и отношение к хранителям. Некоторые, казалось, сделались очень близки с людьми. Меркор и Сильве напоминали Тимаре давно женатых супругов. Они прекрасно знали друг друга, и один всегда радовался обществу другого. Тимара же с Синтарой так и не уладили своих разногласий, и с каждым новым днем девушка все сильнее сомневалась, что они когда-нибудь смогут договориться. Драконица, кажется, злилась на нее, но Тимара никак не могла понять, что послужило этому изначальной причиной. Синтара по-прежнему считала себя вправе приказывать девушке, требовала, чтобы та чистила ее и удаляла паразитов с кожи вокруг глаз. Тимара, верная договору, заботилась о драконице. Несмотря на постоянное недовольство Синтары, связь между ними крепла. Тимара гораздо яснее ощущала нужды драконицы, и когда та обращалась к ней, то смысл выходил далеко за рамки слов. Нечто более сильное и глубокое, чем привязанность, объединяло их. Эта связь не всегда нравилась им обеим, но она существовала. Откуда она взялась – вот загадка. Элис по-прежнему навещала драконицу, но Синтара обращала на нее еще меньше внимания. И как ни странно, женщина не принимала это близко к сердцу. Тимара порой задумывалась, на что же она отвлеклась, но чаще всего приходила к выводу, что Элис, как и сама Тимара, просто осознала, насколько она безразлична драконице.

Балиперу без Варкена было совсем одиноко. Хранители по очереди ухаживали за ним, но он почти ни с кем не разговаривал и вообще не проявлял интереса к людям. Некоторые драконы, похоже, понимали его скорбь, а другие из-за нее считали его слабым. Верас, подопечная Джерд, была недовольна тем, что хранительница уделяет ей мало внимания, и ее не волновало, кто слышит ее возмущенные тирады. Грефт еще ухаживал за Кало, но крайне небрежно, и тот уже почти неделю пребывал в дурном настроении. Тимаре казалось, что среди драконов что-то назревает – что-то, чем они не делятся со своими хранителями. И она страшилась того, чем это может оказаться. Иногда, позволяя мыслям блуждать, она перебирала все возможности: от предположения, что драконы их бросят, до жуткой догадки, что они накинутся на людей и съедят. Днем подобные страхи казались глупыми. Но глухой ночью – совсем другое дело.

– Ты! Тимара! Думаешь, ты тут для красоты стоишь? Вот еще свободный багор. Приспособь-ка себя к его концу.

Приказ Хеннесси выдернул Тимару из грез наяву. Она залилась краской и поспешила забрать последний оставшийся багор. Джерд так и держалась в сторонке, накрыв ладонью живот. Сильве стояла рядом с ней, сложив руки на груди и недовольно поджав губы. Она явно ожидала, что ей тоже выдадут багор, невзирая на малый рост.

– Вам не обязательно проявлять мастерство в этом деле, – продолжал распоряжаться Хеннесси, – просто помогайте. Все крайне просто. Упритесь баграми в ил. Когда я кричу, все толкают. Чтобы сняться с мели, многого не потребуется. Как только окажемся на плаву, вытаскивайте багры на палубу, только не вышибите друг другу мозги. Дальше за дело возьмется команда. Все готовы?

Тимара отыскала себе место рядом со Скелли.

Багорщица улыбнулась ей:

– Не переживай, сестренка. Это будет просто. А там сможешь вернуться к котелкам на камбуз.

– О, только об этом и мечтаю, – заверила ее Тимара, усмехнувшись в ответ.

Она поглядела на руки Скелли, скопировала ее хватку и позу. Та одобрительно кивнула.

– Толкаем! – прокричал Хеннесси, и все уперли багры в дно.

В ответ на их усилия баркас покачнулся, сдвинулся, снова покачнулся.

А затем «Смоляной» еще глубже увяз в иле.

Долгий день тянулся очень уж медленно.

Команда и хранители налегали на багры. Они толкали, баркас чуть сдвигался, а затем снова зарывался в дно. Еще долго после того, как Лефтрину стало ясно, что Смоляной противится всем попыткам снять его с мели, он упрямо заставлял людей работать. Сперва его отозвал в сторонку Хеннесси, затем к нему подошли Сварг с Беллин. Скелли угадала настроение дяди и не стала к нему приставать. На все вопросы Лефтрин отвечал кратко. Да, он видит, что баркас намеренно зарывается в дно. Да, он понимает, что это не случайность. Нет, он не хочет оставить попытки. И нет, он понятия не имеет, что так расстроило корабль.

Насколько было известно Лефтрину, за всю историю их семьи Смоляной ни разу не шел наперекор воле капитана. И он никак не мог поверить, что это происходит.

– Корабль, что тебя тревожит? – бормотал он вполголоса, стиснув планширь.

Но вокруг было слишком много суеты. Сбившиеся в кучку, болтающие хранители, встревоженная команда и собственное расстройство капитана мешали ему понять корабль. Смоляной поочередно давал почувствовать свое смятение, когда они пытались стронуть его с места, и решимость, когда сам зарывался еще глубже.

И не единожды за этот день Лефтрин молча клал руки на планширь и пытался выяснить, что же беспокоит его корабль. Но вопрос, что же не так, вызывал у корабля лишь смутный отклик, что «это не так».