— Спасибо, Рэвел.
— Всегда к вашим услугам, сэр.
И он вышел из комнаты так же тихо, как и входил.
Зима завладела Ивовым лесом. Дни становились все короче, снег не прекращался, а ночи стали темными и морозными. Мы с Молли заключили перемирие и оба старались сохранить его. Это делало жизнь проще. Я действительно думаю, что мир — это то, чего мы больше всего желали. Большинство ранних вечеров я проводил в комнате, о которой привык думать, как о кабинете Молли. Она, как правило, там и засыпала. Я хорошенько ее укрывал и уползал в свое неустроенное логово и к своей работе. Так же было и тем поздним вечером, почти в середине зимы. Чейд прислал мне очень любопытный набор свитков, на языке, близком к языку Внешних островов. В них было три иллюстрации, и, похоже, на них были изображены стоящие камни с мелкими значками по краям, которые можно было принять за глифы. Это была своего рода головоломка, и я боялся, что у меня нет ключа к ее разгадке, и все же не мог оставить ее в покое. Я работал со свитками, страница за страницей, делая копии выцветших иллюстраций, подставляя слова, которые мог бы перевести, и оставляя место для остальных. Я пытался получить общее представление о содержании свитка, но был крайне озадачен несомненным использованием слова «каша» в его названии.
Было поздно, и я считал, что, кроме меня, все уже спят. На улице густо валил мокрый снег, и я задернул пыльные шторы. Когда дул ветер, мокрый снег шлепал по стеклу. Я лениво размышлял, будет ли идти снег до утра и подморозит ли он виноградные лозы. Внезапно Уит встряхнул меня, я огляделся, а через мгновение дверь приоткрылась. Из-за нее выглянула Молли.
— Что такое? — спросил я. Из-за внезапной тревоги мой вопрос прозвучал резче, чем хотелось. Я не мог вспомнить, когда в последний раз она навещала меня здесь.
Она вцепилась в дверной косяк. Мгновение она молчала, и я испугался, что обидел ее. Потом она заговорила, почти не дыша.
— Я здесь, чтобы сдержать обещание.
— Что?
— Я не могу больше притворяться, что не беременна. Фитц, я рожаю. Ребенок родится сегодня ночью.
Легкая улыбка просочилась сквозь ее стиснутые зубы. Через мгновение она глубоко вдохнула.
Я озадаченно смотрел на нее.
— Я знаю точно, — ответила она на мой невысказанный вопрос. — Я почувствовала первые схватки несколько часов назад. Я ждала, пока они не станут сильнее и чаще, чтобы узнать наверняка. Ребенок готов родиться, Фитц.
Она ждала.
— Может, ты чем-то отравилась? — спросил я. — Соус к баранине в обед, показался мне слишком острым, и может быть…
— Я не больна. И я не ужинала, если ты не заметил. Я рожаю. Благословение Эде, Фитц, у меня было семь детей, которые родились живыми, и два выкидыша. Тебе не кажется, что я точно знаю, что чувствую сейчас?
Я медленно встал. Ее лицо блестело от пота. Лихорадка, усугубляющая ее безумие?
— Я пошлю за Тавией. Она может пойти к целителю, а я пока помогу тебе лечь.
— Нет, — резко ответила она, — я не больна. Так что целитель мне не нужен. И акушерка не придет. И она, и Тавия, и ты — вы все думаете, что я сумасшедшая.
Она вздохнула, замерла, закрыла глаза, сложила губы, ее костяшки, сжимающие дверной косяк, побелели. После долгой паузы она заговорила.