— Ну-ну, — кивнул Егоров, — дорога дальняя, силы всем нужны. Ты, Иван Авдеевич, поглядывай, чтобы не поморозились молодые. Это нам с тобой такое привычно.
— Так точно, ваше высокоблагородие, пригляжу! — подобрался ветеран, и когда полковник отдалился, дал подзатыльник Селантию. — Ты, щеня, когда старшие разговаривают, более в разговор не встревай! Мясца и сала у него в избытке закладывают! — передразнил он молодого. — А насчёт мороза господин полковник прав, молодые сутками, как мы, в секретах не лежали, могут и обмёрзнуть с непривычки. У кажного в отделении есть свои парусиновые пологи. Вот доедим, потом вбиваем колья, ставим другие на рогатины уклоном и растягиваем две трети парусины сверху и с боков у костра, так, чтобы от него тепло вовнутрь заходило. А оставшуюся треть стелим на подостланные ветки и так вот на них ложимся, чтобы главное не на мёрзлую землю. На кажные два часа у нас свой караульный будет, кто дрова в костёр будет подкидывать. Вот с тебя, Селантий, и начнём. Опосля Пахом встанет, а дальше Кирюха, ну и под утро я сам покараулю.
Через три дня колонна дошла до Кишинёва. Город был серый и растянутый на холмах вдоль реки под названием Бык. Местность вокруг была лесистая, вся в балках и оврагах. Представившись заспанному коменданту, пожилому премьер-майору, Алексей сунул ему бумагу, на которой значилось, что отдельный полк егерей русской императорской армии следует к новому месту службы, властям же предписывается оказывать ему в пути всяческую помощь.
— Так мы и сами тут еле-еле концы сводим, — испуганно хлопал глазами комендант. — Местность-то войной сильно разорённая, а среди молдаван слух пошёл, что земля эта ажно до самого Днестра скоро опять под турка перейдёт. Теперь даже налогами или податями ничего с народа не взять.
— Да вы не переживайте, господин майор, мы вас не объедим, — усмехнулся Егоров, — у нас и своего достаточно в обозе. Главное это расквартировать людей, чтобы они в тепле отоспались, и мы потом дальше двинем.
За двое суток егеря отдохнули, починили несколько повозок, у которых в пути открылись неполадки, и продолжили путь к Бендерам. Отрезок пути в шесть десятков вёрст удалось пройти за два дня. Заданный темп пока выдерживался. День отдыха — и переправившись у старой срытой крепости через Днестр, колонна пошла на северо-восток в сторону Новоалександровки.
Под ногами был уже не тот хорошо набитый почтовый тракт, которым следовали ранее. Эскадрону пришлось разделиться, и два его плутонга рыскали впереди, буквально нащупывая путь. На обочине дороги через каждую сотню саженей ставили для ориентира вехи-жерди. Обозначали ими и сомнительные места — при поворотах, у оврагов или на переездах через замёрзшие реки. Примерно посредине пути между речками Большой и Малый Куяльник ветерок, дувший с севера, сменился на порывистый юго-восточный и принёс мощный снежный заряд. Два дня пришлось пережидать буран в глубокой балке. Степь вокруг была голая, и те несколько деревьев, которые удалось найти поблизости, пошли в топки походных кухонь. Егеря спали, сбившись в десятки и укрывшись пологами. Через несколько минут сверху уже были снежные шапки, и вся балка была покрыта холмиками. Часовых пришлось менять каждый час. Удивительно, но никто не обморозился. Отбилось от табуна лишь с дюжину лошадей. Люди Воронцова их попробовали было искать, но никаких следов на снегу не обнаружили, и когда ветер затих, колонна ушла дальше без них.
Новоалександровская была небольшой, в пять десятков дворов станицей, расположенной на обоих берегах речки Телегул. Часть полка расквартировалась в хатах станичников и даже в их хлевах и амбарах. Многим места под крышей не хватило, и ночевали они под привычными самодельными палатками у околицы на станичном выпасе. Война этих мест практически не коснулась, и Рогозин сторговал у сельчан пяток башмаков[7] и пару десятков баранов. В довесок ещё на серебро прикупил несколько дюжин тушек птицы и фураж для лошадей. Два дня над соломенными крышами хат из труб клубился кислый кизячный дым. Хозяйки под присмотром интендантских пекли караваи, и егеря наконец-то перешли с сухарей на хлеб. Дымила на окраине станицы у оврага и кузня, где люди Афанасьева правили металлические полосы для полозьев саней, крепёж, сбитые в пути подковы и прочее.
Пятого февраля полк убыл в сторону Буга, к достаточно большому селу Фёдоровка, где ниже впадающего в Южный Буг Гнилого Еланца была традиционная зимняя переправа. Погода благоприятствовала переходу — хорошо подморозило, и роты шагали по плотно натоптанной дороге.
— Знакомые места начинаются! — радовались на переправе ветераны. — Мы когда Буг от турки держали, досюда частенько добегали. А там вон, за Гнилым Еланцем, у нас караульный холм был, с которого мы окрестности оглядывали. Ещё немного — и скоро уже дома, в Николаеве будем.
В Фёдоровском решили не задерживаться и после ночёвки устремились по идущей вдоль реки дороге на юг. До конечной точки всего перехода оставалось около сорока вёрст.
Глава 8. Дома
Колонна прошла по деревянному мосту через Сухой Еланец и устроила привал за рекой. Алексей забрался в опустошённые фуражирские сани и прямо тут черпал из котелка разваренное дроблёное зерно. Испечённый в Фёдоровском хлеб закончился, и он откусывал серые, отогревшиеся и размякшие в вареве сухари.
— Господин полковник! — Из-за соседних саней вышел Осокин и, увидев, что командир ещё не отобедал, смешался. — Прощение просим, Алексей Петрович, я, пожалуй, позже к вам подойду.
— Пустое, Тимофей Захарович, — кивнул Егоров, — доедаю уже, — и скребнул ложкой по дну. — Чего сказать-то хотел? — Он отложил котелок в сторону и блаженно потянулся. — Ну?
— Да я как бы от всего общества, господин полковник, — смущённо ковырнул ногой снег командир роты. — Мои разведчики ведь почти все из бывалых егерей. Многие здесь на Буге ещё до войны служили. Во-от, попросили к вам подойти и поинтересоваться, нельзя ли нам без ночной стоянки дальше быстрым маршем идти? Ну-у, это чтобы скорее до Николаева добраться?
— Так ведь ещё вёрст тридцать, Захарович, до него? — лукаво сощурился Алексей. — Неужто же не вымотались за долгую дорогу? Это ведь до утра тогда придётся по самой темени топать. А так бы заночевали себе в поле и потом спокойно, после обеда уже бы к городу подошли.
— Да это ничего, это дело-то привычное, господин полковник, ночью идти, — пожал плечами старший разведчик. — Нет, вы, конечно, сами смотрите, просто уж больно ребяткам побыстрее дойти охота. Ну а прикажете в поле ночевать, так оно и ладно, в поле ночевать — оно дело нам, конечно, привычное.
— Да я бы и сам так и полетел бы вперёд, — признался Егоров. — Семья ведь там ждёт. Так бы и вскочил на коня. Ваша-то рота ладно, Тимофей, егеря в ней закалённые, а все остальные как? Выдержат ли? Может, им лучше не спеша идти? Четыре сотни вёрст уже ведь позади.
— Да мои пробежались уже тишком по артелям, пока те обедали, — ответил Осокин. — Говорят, что вроде как всем в жилое тепло хочется побыстрее. А самых квёлых можно в провиантские или фуражные сани посадить, всё равно они уже давно опустели.