– Ну… звякни.
– Звякну.
Тут как раз принесли пиво. Теплое. Вот куда бы Завулону холод глаз применять – пиво в холодильниках охлаждаться просто не успевало.
– Чего это вы из Киева сорвались так скоропостижно? – сварливо осведомился Завулон.
«А ведь он недоволен, – понял Лайк внезапно. – Недоволен, и причем сильно. Потому и ворчит».
– Да так… Моря захотелось после Питера этого вонючего, солнца. Тепла, черт побери. Арику дела сдать надо опять же. Шведу, соответственно, принять. А мне – проконтролировать, наставить и благословить.
– Лайк, – вздохнул Завулон укоризненно. – Мне-то голову не морочь, ладно? Выкладывай все, что ты наработал по вопросу инициации городов.
Одновременно Завулон усилил защитный колпак, и без того не слабенький.
«Ну конечно, – уныло подумал Лайк. – Он обо всем догадался. Глупо было крыться. Глупо… и самонадеянно. Но должен же я когда-нибудь его переиграть? Обязательно должен!»
«Не в этот раз», – подумал Завулон, пристально глядя на коллегу.
По мосту приближалась свадьба. Еще час-другой, и новобрачные с гостями начнут изнывать от жары. Поэтому все спешили пошастать по мемориальным для подобных торжеств местам, быстренько попозировать печальному пожилому фотографу, похожему на чучело фламинго из берлинского паноптикума, и юркнуть в спасительную кондиционированную прохладу заблаговременно снятого кабачка.
– Между прочим, – заметил Завулон, – фон Киссель тоже в Одессе. И Гесер прислал… эмиссара. Со свитой.
– Кого?
– Илью.
– Это такой очкастый?
– Они там через одного очкастые, – буркнул Завулон. Все еще недовольно.
Это было нетипично для шефа московских Темных. Он вообще редко выставлял настроения и чувства напоказ, а если и случалось когда такое, длилось сие весьма недолго. Пора бы ему перестать изображать недовольство и начинать методично выдавливать из Лайка информацию. А уж последнее Завулон умел как никто в этом мире.
– Я жду, Лайк.
И Шереметьев честно, без утайки и недомолвок, пересказал Завулону все недавние диалоги с младшими коллегами. Плюс некоторые собственные мысли. Плюс догадки, которые родились у него прямо во время изложения. Крыться дальше не имело смысла. Более того, это стало опасным.
Глава московских Темных после рассказа задумался. Надолго – на целых полбутылки «Хайнекена». Лайк «Хайнекен» не любил, поэтому патриотично пил светлую классическую «Оболонь» и ждал.