— Да будет вам, — смутилась Елизавета.
— Вижу, не притворяетесь. Молодцом! — пробасил Орлов. — Только мне этого мало. Я, знаете ли, все мечтаю квартиру обновить, но мастера хорошего найти не могу. Может, вы мне, голубушка, подскажете, — хитровато улыбнулся генерал от кавалерии.
— Травина и возьмите, — вырвалось у нее. — Он княжну Ольгу Николаевну в ее совсем юном возрасте рисовал. Много заказов выполнял по заданию в бозе усопшей Марии Федоровны. Делал роспись в Троицко-Измайловском соборе и вот это, — она снова посмотрела на купол, — это тоже его работа.
— Видать, знакомый, — прищурился Орлов, заметил беспокойство на ее лице, замахал руками. — Что вы, что вы, не смущайтесь. Это я так, для подтверждения вашего в надежности человека, к которому обращаться буду.
— Алексей Федорович! — женский голос заставил его пре рваться. Лицо Орлова исказилось недовольством. Он обернулся. Изменил гримасу и любезно проворковал:
— Ах, Ольга Александровна, голубушка, я только о вас подумал, и тут вы!
Откланявшись Елизавете, он быстрым четким шагом направился к жене. Ольга Александровна даже не посмотрела на фрейлину. Подождав, когда муж приблизится на расстояние вытянутой руки, она развернулась и вышла из зала.
«Вот так, из-за тебя, Травин, я опять попала в неприятную историю», — с горечью подумала Елизавета и подняла голову к куполу, словно там, за золотыми звездами, прятался ее Алексей.
…В танцевальном зале ея величество танцевала кадриль. Как вспоминали потом, «она скользила по паркету, как плавает в небе облачко, гонимое легким ветерком».
Закончился котильон, и музыка заиграла польский. Княгиня Зинаида Ивановна взяла под руку государя и повела его к одной из боковых зеркальных стен.
Гости под звуки польского прошли в столовую и уселись за ужин. Сквозь стол будто прорастали померанцевые деревья. Вдоль всего стола лежало зеркальное цельное, оправленное в золото, плато и обхватывало стволы деревьев. На плато стояли саксонские и китайские куколки и северные вазы с цветами и фруктами в блестящем, как бриллианты, хрустале, и конфеты.
Проходя по улицам Коломны, Травин присматривался к вывескам. Над входом в булочную висел большой золотой крендель. Издалека видно: в доме торгуют хлебом. Вот рог изобилия, из которого сыплется разная сдоба — заходи и покупай кондитерские изделия. Торговля мясом узнавалась большой золотой головой быка или барана с золотыми рогами.
Особое внимание его привлекали магазины, являющиеся поставщиками двора его величества. По краям вывесок изображались многочисленные двуглавые орлы, короны, медали — награды за образцовую поставку товара для царского двора.
Рассматривая вывески, Алексей с сожалением вспоминал: очередной разговор, состоявшийся вчера со свекром, опять завершился безрезультатно — не удавалось убедить его открыть в Коломне магазин москательных товаров. Казалось бы, чего проще — краска, кисти малярные, лак и другие товары, используемые художниками и строителями при отделке интерьеров зданий, с каждым годом пользуются все большим спросом. Но где они? В центре два-три магазина и все? А если подобрать хороший ассортимент, найти поставщиков зарубежных и своих, чтобы оптом, да с хорошим качеством товар был, то можно и попробовать заключить договор с Императорской Академией художеств, Строительной конторой.
Лаврентьеву, купцу третьей гильдии, конечно, было куда сподручнее кондитерскими изделиями торговать. Дело привычное. Поставщики надежные. Есть свои покупатели постоянные. К большому богатству он, как и отец его, не стремился. Благо на жизнь хватало. Вот и противился, каждый раз обещая Травину подумать над его предложением.
Сегодня в назначенное время — в два часа по полудю Травин должен был встретиться с художником Хруцким возле Никольской церкви с тем, чтобы вместе пройти к купцу Лаврентьеву. На Ивана Фомича Алексей возлагал большие надежды. По сути, он и был инициатором открытия лавки москательных товаров. У Хруцкого — знакомые в руководстве Строительной конторы. Он обещал Травину переговорить и в Совете Академии художеств насчет заключения договора по поставке кистей и красок.
Свернув на Николаевскую улицу, Алексей увидел высокую чуть сгорбленную фигуру художника. Хруцкий нервно прохаживал взад-вперед, заложив руки за спину, временами поглядывая по сторонам.
«Он нервничает? Я же не опаздываю», — удивился Травин и прибавил шагу.
Хруцкий заметил его на расстоянии метрах в ста и сразу бросился навстречу. По мере его приближения Травин ощущал — произошло нечто неординарное.
— Лаврентьев… — едва вымолвил он, и Алексей понял все.