Алексей отчасти был прав. Прошло чуть больше десяти лет, как Вексельный комитет издал «Общее учреждение Коммерческого суда» и «Устав Торгового судопроизводства», определившие на тридцать с лишним лет законодательную основу деятельности коммерческих судов в России. Еще ранее император Николай Первый, подписывая высочайший рескрипт, повелел благоприятствовать удобнейшему способу разбору споров. Далее финансовую сторону существования судебной власти повелели решать самим, дескать, суд коммерческий и ему видней, каким образом добывать деньги на свою деятельность и содержание персонала.
Из представленного министерством юстиции списка юристов отбирались кандидаты в члены Коммерческого суда от правительства сроком на 4–6 лет. Затем эта процедура повторялась в особых выборных собраниях петербургского купеческого, мещанского и ремесленного сословий и Охтинского пригородного общества. Сформированные списки направлялись в министерство юстиции, затем в Высочайшее учреждение. Такой строгий отбор гарантировал высокий авторитет судей, поскольку именно доверие к суду — основа обычного права.
Травину не нравилось открытое попрание своих прав. Он продолжал строить догадки, предполагая, что истица Рабынина задобрила судью и теперь выиграет процесс. От вручения повестки до появления в суде отводилось пять дней, и в этом он видел явный намек на возможность негласно переговорить с судьей, обсудить с ним выгодный исход дела.
Начало заседания складывалось в пользу ответчика. У купца Ширкина, представлявшего интересы Авдотьи Рабыниной, не было ни счетов, подписанных Травиным, ни подробной, ни произвольной записки в коммерческих книгах о том, что в 1841 году художником было взято из его лавки товара на 2226 рублей 48 копеек серебром. Ширкин представил домашние тетради и черновики с вырванными листами, в которых без всякого порядка и формы велись разноречивые записи об отпуске товара. Члены Коммерческого суда, побывавшие у купчихи Рабыниной, подтверждали недостаточность улик. К тому же свидетели истицы давали разноречивые показания, а некоторые из них совсем не подтверждали обвинения.
Ответчик же, наоборот, представил счета на товары, показывающие уплату долга и остаток за соответствующий год и определенный период времени. Судье была передана записная книжка Травина, где, как он и указывал, на листе 26 было отмечено, что 1 декабря 1844 года приказчик купчихи Александр Иванов получил оставшиеся после всех расчетов триста пятьдесят рублей долга.
Травин настороженно прислушивался к голосу судьи:
— …Так как иск подан в Коммерческий суд без представления законных доказательств, предписанных Сводом законов Х тома статьи 2321 и XI тома Устава Трудового судопроизводства статей 1434 и 1463, которые бы имели основания для обвинения ответчика…
Радостное волнение пробежало по телу Алексея.
— …С другой стороны, суд не удовлетворен показаниями ответчика, представленными в одностороннем порядке и не имеющими подтвержденного согласия стороны обвинения, — продолжал монотонным голосом судья.
— Не имеющими подтверждения показаниями? — с удивлением повторил следом Алексей и возмутился. — Какие же еще документы требуются? Подтверждение такое было. На этом настаивали свидетели. Об этом говорил представитель суда, проверявший достоверность иска Рабыниной.
Он бросил взгляд на скамейку. Купец Ширкин сидел с каменным лицом, прямой, словно свеча, как и в начале заседания. Рядом с ним о чем-то перешептывались свидетели. Они недоумевали.
— Я опротестую несправедливое решение. Я до государя дойд у, — с негодованием возразил Алексей, оглядываясь на зал, где сидели малочисленные посетители, словно надеясь найти у них поддержку.
— Ответчик Травин! Вас просили встать и ответить на вопрос: подтверждаете ли вы под присягою отрицание своего долга? — послышался громкий голос судьи.
— Какая такая присяга? — вырвалось у него.
— Я еще раз повторяю лично для вас: подтверждаете ли вы присягою отрицание своего долга? — недовольным голосом произнес судья.
— Да что вы все, сговорились? — едва не выкрикнул Алексей, чувствуя, как жар все больше и больше распекает его щеки. На какое-то мгновение он оказался в тихом скверике рядом с Троицко-Измайловским собором. Перед ним, прикрыв лицо черной вуалью, стояла Елизавета. Сквозь мелкую сеточку вуали он видел ее недвижный взгляд. Вот губы ее едва шевельнулись, и она повторила: «Я обязуюсь обеспечить твоей жене и детям безбедную жизнь до самой их смерти».
— Нет! — очнувшись от забытья, выкрикнул Травин.
Его голос эхом отозвался в зале. Каменное лицо купца Ширкина дрогнуло, вытянулось, и впервые за время заседания на нем появилась улыбка. Прекратили шептаться и настороженно посмотрели на него свидетели.
— Прошу объяснить причину отказа решить дело присягою, — спросил судья, и Алексей вдруг почувствовал сомнение в его голосе.
«А! Вот вы как! Стоило твердо заявить — и суд взад пятки», — обрадовался Травин.