Травин, было собравшись сделать еще один обход помещения, вдруг остановился, посмотрел на мужчину и, улыбнувшись, спросил:
— С того времени, как вы стали настоятелем храма, в нем побывали многие гости. Вам приходилось сопровождать их. Скажите на милость, вы слышали какие-либо предложения, советы о переустройстве интерьера?
В беседе с великой княгиней он, отвлекшись, пропустил ее предложения по переустройству храма и теперь пустился на хитрость — пожелание Елены Павловны наверняка были основаны на мнениях гостей, бывавших у Романовых.
— Много было советов. Но Елене Павловне больше пришлись по сердцу предложения возродить стиль рококо, а в куполе расписать плафон на библейский сюжет, нечто вроде Троицы, — охотно стал отвечать священнослужитель, но вдруг оборвался. — Так ведь вы встречались с великой княгиней, и она, должно быть, сама вам все и сказала, — недоуменно сказал он, моргая большими ресницами.
— Мнение Елены Павловны мне известно, — соврал Травин. Просто я хотел с вашей помощью получить дополнительные сведения. Как говорят у нас на Руси, ум хорошо, а два лучше.
— Иных мнений не было, — сухо сказал отец Гавриил.
Позднее, разговорившись на отвлеченные темы, Травин восстановил к себе доверие немногословного священника. Он понимал, до окончания работ Гавриил Маркович будет единственным, к кому не раз придется обращаться за помощью.
От Гавриила он узнал много интересного об Ораниенбауме. Сюда в 1829 году приезжал Александр Пушкин. В прошлом году жил на даче Николай Некрасов. У Некрасова гостили Иван Тургенев, Лев Толстой, Николай Добролюбов и французский романист Александр Дюма. Нынче Некрасов вновь приехал. С ним прибыли литераторы Иван и Авдотья Панаевы.
— Я встречался и подолгу беседовал с живописцами Карлом Брюлловым, Николаем Бенуа и его сыном Александром, — рассказывал священник, поглядывая на Травина черными, как маслины, глазами. — В прошлом году здесь долго работал Алексей Саврасов. Он создавал замечательные полотна «Морской берег в Ораниенбауме» и «Вид в окрестностях Ораниенбаума». Приходил ранним утром, уходил затемно. Не знаю, когда он отдыхал.
Было еще одно прелюбопытнейшее событие, — продолжал отец Гавриил. — В июне прошлого года Некрасов, Панаевы и Тургенев решили поехать на форт Красная горка. Вернулись возбужденные, напуганные. Рассказывали, что видели в пяти верстах, вблизи Толбухина маяка, корабли англо-французского флота «Веллингтон» и «Аустерлиц», — он посмотрел на залив и весело, как-то по-мальчишески закончил: — Нынче, едва появились англичане и французы, так недолго задержались — сразу драпать. Наших канонерок испугались. Их тут целая флотилия, штук более тридцати вышло. Это дня за три до вашего приезда было.
— Потом как-нибудь будете говорить гостям, что были знакомы с художником Травиным, — вставил Алексей.
— Если воссоздадите храм божий, как того желает великая княгиня Елена Павловна, обязательно вспомню хорошим словом, — согласился отец Гавриил, поглядел на солнце, пробивавшееся в высокие окна, и начал собираться.
— Сегодня обещал вернуться из столицы Александр Сергеевич Тургенев. Обещал привезти журнал «Современник». Желаете поговорить с ним, приходите, — улыбнулся он.
— Хотелось бы. Но, сами понимаете, сегодня никак, — сказал Травин, но, понимая, что таким ответом обижает священника, тут же бодро добавил: — У нас с вами все лето впереди. Как-нибудь в другой раз с писателями свидимся.
Спустя неделю в храме работала артель строителей. Вдоль стен белели леса, на полу в коробах месили раствор, с купола сыпалась пыль — счищали старую штукатурку. И только Травин, как казалось, был не у дел. Он стоял возле небольшого иконостаса, словно страж его, и следил за рабочими. По просьбе отца Гавриила образа снимать и выносить из храма не стали, вот и осторожничал, кабы не повредить.
Гавриил Маркович пришел после обеда. Поверх черной рясы сверкал большой серебряный крест. На лице ни малейшего признака знакомства с художником. И голос, как показалось Травину, глуше, отчужденнее.
— Приступили, — выдохнул он, снял клобук, обнаружив высокий покатый лоб, и перекрестился.
— Приступили с Божьей помощью, — ответил тем же тоном Алексей.
— Молодежь, вижу, привели в храм работать, — продолжил он. — Ваши дети?
— Мои.