Аня, девочка лет восьми, лежала вместе с Верой Николаевной, симпатичной нервической женщиной, женой коллежского советника. Для Елизаветы было странным, что малышка называла женщину тетей Верой, а та ее строго по имени — Анна. Девочка сильно кашляла, особенно ночами, соседка шлепала ребенка, покрикивала на нее. Елизавета вступалась за малышку и каждый раз слышала в ответ оскорбления.
Однажды после такой перепалки Вера Николаевна в запале выкрикнула:
— Не дочь она мне. Ее любовница мужа родила и умерла при родах. Потом и он скончался.
— Так Аннушку еще больше жалеть надо, — попыталась успокоить Елизавета.
— Вот вы и жалейте сами, — гневно выкрикнула женщина.
— И пожалею, — с вызовом ответила Богданова. — Своих детей нет, заберу к себе и воспитаю Анну.
На следующее утро она увидела Веру Николаевну сидящей возле окна. Хотела, было, продолжить вчерашний разговор, но увидев ее вздрагивающие плечи, с опаской посмотрела на кровать, где обычно спала Анюта. Кровать пустовала.
— Скажите, пожалуйста, девочка где? — с замиранием сердца спросила она.
Ответа не последовало.
Елизавета подошла к Вере Николаевне, обняла ее за плечи и ласково так сказала:
— Не переживайте. Все будет хорошо.
Женщина обернулась. Впервые за время совместного пребывания в палате она улыбнулась. Вытерла платочком слезы. Ее губы едва шевельнулись:
— Дай Бог!
Дверь в палату открылась. Вера Николаевна вскочила с табурета, прижимая руки к груди. Врач, высокий широкоплечий мужчина, посмотрел на нее, покачал головой и, ни слова не говоря, вышел из палаты.
— Извините, я думала она на операции, — сказала Елизавета с расстановкой.
— Ушла, — тихо всплакнула женщина. — Она давно говорила, уйдет, если я ее буду ругать. Вот и ушла, — она развела руками.
— Вы сами-то предполагаете, где она должна быть? — осторожно спросила Елизавета.
— Где-где?! У старушки-соседки.
— Вы врачам говорили?
— Да.