Еще одной чертой, сходной с европейской феодальной системой, было стремление к дезинтеграции. Каждый местный правитель, в чьем подчинении находилось местное население, имел право вторгаться в близлежащие населенные пункты, также находящиеся в вассальной зависимости от Чжоу. Таким образом, централизованное правление во главе с императором постепенно слабело, и в 771 г. до н. э. правительство было изгнано из их столицы на реке Вэй варварскими племенами и присоединившимися к ним повстанцами, и оттеснено на восток к другому притоку Желтой реки, в Лоян. Династия, по крайней мере, сохранила свое имя и стала известна в истории как Восточная Чжоу (эпоха, при которой столица этой династии находилась на севере, стала называться Западной Чжоу). После этого Чжоу просуществовала еще пять столетий, но при этом на самом деле сохранялась лишь внешняя форма и титул. За время существования двух династий Чжоу мелкие населенные пункты, которые по-прежнему называли себя вассалами, поглощали друг друга, постепенно превращаясь в немногочисленные, но более могущественные единицы, боровшиеся за независимость с некогда единой империей. Таким был фактически неизбежный исход событий, вызванный географией этого закрытого субконтинента. Этим новым государствам, каждое из которых было значительно сильнее, чем небольшое теперь чжоуское царство, было выгодно поддерживать легенду о превосходстве Чжоу, пока одно из них не поглотит, в конце концов, все остальные. Правители Чжоу исполняли одну крайне важную функцию — они продолжали приносить жертвы предкам. Лишенные жертвоприношений духи предков могли вызвать множество проблем, особенно если они были духами правителей, сыновей Неба, а каждый из региональных правителей почитал себя потомком чжоуских государей, пусть даже по какой-нибудь побочной линии. Таким образом, великие владыки регионов, не обращая на государство Чжоу никакого внимания во всех остальных сферах, приходили, тем не менее, к его правителю для обсуждения вопросов, касавшихся родословной и церемониала.
Процесс, в рамках которого государство Чжоу сначала распространило свою власть на все окружающие территории, а после — распалась на части, имел один результат, сильнейшим образом повлиявший на всю дальнейшую историю Китая. Правители разных частей государства считали себя наследниками одной и той же культуры, что, с одной стороны, их объединяло, а с другой — отделяло от жителей других регионов. Такое единство культуры означало, что, каким бы сильным не было политическое и военное соперничество, между царствами все равно присутствовал свободный обмен идеями и мнениями, и ученые переезжали от двора ко двору, подобно европейским священнослужителям, которые переезжали из епархии в епархию, рассчитывая на теплый прием братьев единой истинной церкви, независимо от государственных границ. Сам факт того, что существовало множество мелких царств, каждое из которых стремилось использовать новые методы управления, способствовал появлению множества идей и бурному росту интеллектуального уровня китайцев (примерно то же самое в этот период времени происходило в Греции). Этот процесс повлиял на всю дальнейшую историю Китая. Можно даже сказать, что вся «классическая литература древнего Китая полностью состоит из документов чжоуского правящего класса»2.
Одной из самых ранних классических книг является «Ши-цзин» («Канон стихов», или «Книга песен»), которая состоит из более чем 300 песен и стихотворений, созданных в ΧΙ―VI вв. до н. э. Это древнее собрание включает в себя народные песни, отличающиеся задумчивостью и ясностью, что характерно и для более поздней китайской поэзии. Такова, например, короткая, но очень проникновенная мольба девушки, страдающей без любимого:
Но «Книга песен» содержит также множество стихотворений, описывающих церемонии или ритуалы. Например, одно из них рассказывает о могущественных вассалах, представших перед государевым двором:
Эта книга является прекрасным сборником ранней китайской поэзии, и, кроме того, дает нам возможность заглянуть во времена правления древней династии Чжоу. Люди, жившие во времена поздней Чжоу (а длительность правления Чжоу составляет 800 или 900 лет, или, грубо говоря, период от завоевания Англии норманнами до сегодняшнего дня), видели в «Каноне стихов» не только эти две вещи, но и сборник цитат, хранилище знакомых образов, где дипломат мог найти скрытые, но безошибочно верные образцы поведения, а ученый — проверенный временем аргумент в защиту своей точки зрения. Как европейские авторы многое черпали из Библии, так и китайские авторы времен поздней Чжоу при написании новых книг во многом опирались на первый из китайских канонов.
Одним из первых, кто черпал свои знания из «Книги песен», был Конфуций. Нам почти ничего не известно о его детстве и юности, которые, судя по немногим имеющимся данным, не представляли ничего особенного. Он родился в благородной, но обедневшей семье и зарабатывал на жизнь, работая мелким служащим, едва ли сильно отличавшимся от простого счетовода. Положением, которого он добился к зрелому возрасту, Конфуций был обязан вовсе не практическим достижениям, не администраторским или реформаторским успехам, о которых он так мечтал, а тем качествам, за которые его ценили потомки: он получил известность как мудрец, а главное — как учитель.
Образование в то время было весьма дорогостоящим и доступным только представителям знати. То, что мы называем гуманитарным образованием, в Китае представляло собой изучение «Канона стихов» и других классических произведений и было доступно лишь людям обеспеченным, имевшим возможность нанять для своего ребенка частного учителя. Обучение же молодых чиновников, поступавших на работу в правительственное учреждение, более практическим вещам, таким как порядок проведения общественных ритуалов, входило в ежедневную обязанность опытных чиновников. Конфуций, который известен как самый образованный человек своего времени, в юности был слишком беден для того, чтобы иметь учителя, и, вероятней всего, занимался самообразованием в то время, когда служил чиновником.
К моменту, когда о нем впервые упоминается в истории, у него уже была группа учеников. Он организовал первую в истории Китая школу, где ввел радикально новый принцип: принимать способного ученика вне зависимости от его социального происхождения и материального положения его семьи. Нам известны имена примерно двадцати его учеников, и большинство из них — выходцы из почтенных семейств, так что новый принцип Учителя применялся, по-видимому, более в теории, чем на практике. Но сама идея того, что критерием отбора учеников и чиновников должны служить личные заслуги и способности, была принципиально новой. Этот принцип китайцы под влиянием конфуцианства ввели в свою официальную политику задолго до того, как это сделали другие страны, даже несмотря на то, что на деле ситуация, как и при самом Конфуции, была далека от идеала. Понятие меритократии, или социальной мобильности с экзаменами в основе, — весьма популярная ныне теория, впервые была применена в Китае две тысячи лет назад, развившись из идей Конфуция, появившихся за пятьсот лет до этого.
Несколько последователей Конфуция были примерно одного с ним возраста, так что школа, возможно, развилась из кружка друзей, которые вели дискуссии в неформальной обстановке. Конечно, все свои идеи Конфуций, как и родившийся через несколько лет после его смерти Сократ, излагал устно. Однако Конфуций обсуждал вопросы более близкие к практике, нежели те, о которых говорил со своими юными доверчивыми друзьями Сократ. Китайское мышление всегда было чуждо абстрактных идей и никогда не проявляло особого интереса к метафизике и чистой логике. В своем учении Конфуций поднимал практические проблемы, он рассуждал о поведении истинно благородного мужа, о природе хорошего правления, и, прежде всего, о том, как первое может привести ко второму.
Сократ презирал политическую жизнь и, как он заявил своим судьям, считал, что любая официальная служба неизбежно приведет к разрушению его принципов. Конфуций также ревностно придерживался своих принципов, но при этом был уверен, что рано или поздно в одном из государств придет к власти тот правитель, который согласится с его нравственными нормами и законами. Осознав на исходе пятого десятилетия своей жизни, что его идеи не будут признаны, что его удел — занимать почтенную должность в родном государстве Лу, он с несколькими последователями отправляется в путешествие по близлежащим государствам в поисках сильной государственной власти. Слава о нем как ни учителе распространилась по всей стране, его везде принимали с почтением. Но принесло ли это почтение какие-то реально ощутимые результаты? «Если бы [правитель] использовал меня [на службе], то я бы в течение одного года навел порядок, а через три года добился бы успеха»5, — говорил он. Но ни один правитель не воспользовался учением, которое предлагал Конфуций. Его неприятели считали, что он был человеком «непрактичным, амбициозным, слишком много внимания уделял церемониалу и имел много странностей»6. Возможно, он действительно был непрактичен, и его любовь к правде, его критицизм, которые проявлялись во время бесед, вполне могли быть сочтены правителями, не привыкшими к подобного рода диалогу, за амбициозность. После десяти лет странствий он вернулся в своё родное государство Лу, где посвятил себя преподаванию. Он понял, что это единственная возможность применить свои идеи на практике, поскольку сто лучшие ученики уже занимали те высокие должности, которые оказались недоступными для их учителя. Те знания, которые он давал им, предназначались для практичных правителей. Одной из причин успеха его учеников были их безусловные интеллектуальные способности. Конфуций обучал только самых способных, и их ум в сочетании с его учением оказывался бесценным в тонких дипломатических ситуациях и переговорах, когда имеющий под рукой конфуцианца правитель получал все, что хотел, от своего не располагающего такого рода советником соседа. При этом следует упомянуть, что ученики Конфуция под влиянием идей, привитых им учителем, воспринимали себя как бескорыстных чиновников, которые, верно служа государю и народу, способствуют благу государства.
Конфуций вложил в своих учеников идеал личной и социальной гармонии, гармонии, при которой каждый здравомыслящий и почитаемый другими индивид с гордостью и достоинством исполняет свою роль в рамках четкой иерархии семьи, подобно тому, как семья играет свою роль в рамках государства или само государство — в структуре всего мироздания. Согласно Конфуцию, существует многоуровневая пирамида основанных на уважении и обязательствах отношений, символом каждого уровня которой выступают отношения между отцом и сыном. Сын почитает отца, а отец, в свою очередь, имеет право на это почтение (право, которое в некоторые периоды китайской истории было подтверждено законом). Но при этом отец является сыном по отношению к главе своей общины, а тот, в свою очередь, является сыном по отношению к кому-то, кто стоит над ним, и так далее, вплоть до императора, который, называя себя Сыном Неба, проводит эту цепочку через своих умерших предков прямо к божественным силам, которым подвластна сама природа. Только тогда, когда совершенные формы унижения будут поддерживаться в обществе, государство обретет мир и порядок, и только если ритуал жертвоприношения проведен с глубоким уважением к умершим предкам правителя, которые в своем новом положении могут контактировать с богами, в природе вместо засух и наводнений будет торжествовать гармония. Этот принцип не был открыт Конфуцием, он существовал задолго до него, но именно Конфуций сумел выразить его наиболее впечатляющим образом.
Для определения гармонии Конфуций любил использовать два образа: музыку, как образ внутренней гармонии, и свое любимое слово —
Такая любовь к порядку может показаться современным умам ничем иным, как явной пропагандой
Однако при этом Конфуций не пытался сохранить существующую ситуацию. Он страстно желал воплотить в жизнь свои представления об утопическом устройстве общества, которое, как считал он и его современники, существовало в далеком прошлом. Бытовало мнение, что в первые годы правления династии Чжоу существовал идеальный феодальный порядок, при котором региональные правители были преданы чжоускому царю и служили на благо общества. Утрата этого идеала и упадок общества до состояния, в котором оно пребывало во времена Конфуция, были очевидны. Власть потерял не только Сын Неба в своем маленьком государстве Чжоу, но даже наследственные правители других государств были фактически ущемлены во всем, кроме титула, своими же министрами. Шли бесконечные войны между государствами. Сложившийся порядок был нарушен, и вслед за этим неминуемо последовали раздоры.
На самом деле, Учитель не был столь категоричен в своих суждениях, как это может показаться спустя века, когда конфуцианство давно уже стало официальной государственной идеологией. В какой-то мере сами конфуцианцы оказали плохую услугу своему Учителю. Через 2000 лет после его смерти конфуцианцы, которых европейцы называли «мандаринами», заработали себе вполне оправданную репутацию ограниченных, чрезмерно прямолинейных, консервативных и зацикленных на мелочах людей. Точно так же два самых известных конфуцианских текста читающим их в переводе иностранцам кажутся довольно неглубокими. Это две главы, которые вошли в более позднюю по времени книгу «Ли-цзи» («Книга ритуалов»), и под названиями «Великое учение» и «Учение о середине» изучались многими поколениями китайских школьников. Мораль, которая в них представлена, — безупречна, даже если и тривиальна (конфуцианство гораздо шире, чем религия здравого смысла и приличий), и излагается с соответствующим теме пафосом. Общее впечатление от этих текстов напоминает нотацию, прочтенную скучнейшим из школьных префектов. На самом деле, Конфуция на Западе воспринимают как хорошего и надежного школьного учителя.
Это более чем несправедливо. Трудно приблизить к нам истинного Конфуция, поскольку, хотя традиционная китайская наука гласит, что он написал несколько канонических литературных произведений и отредактировал большинство канонических книг, современные ученые отрицают его авторство и даже ставят под сомнение его работу как редактора. Единственное, что считается принадлежащим ему, — это трактат «Суждения и беседы», собрание высказываний, собранных и изданных век спустя после его смерти (возможно, самым известным из его учеников, Мэн-цзы). Здесь стиль изложения уже совершенно другой. Форма вопросов и ответов, в которой написан трактат, возвращает нас к спорам в кружке его учеников, однако кажется, что многие его высказывания, прежде чем их записали, превратились в избитые анекдоты, успев приобрести в пересказах простоту народных поговорок:
Весь трактат пронизан практически джонсоновской атмосферой неожиданного, любовью к сюрпризам и парадоксам. Точку зрения учителя невозможно предвидеть. Тот человек, который позднее почитался бы истинным конфуцианцем, нравственным и достойным во всех отношениях, иногда получает весьма низкую оценку:
Одно из самых ярких выступлений Конфуция перед учениками, некоторые из которых целиком и полностью принимали его идеи, другие были более независимыми, таково:
Пожалуй, самую лучшую характеристику Конфуция дал один из его последователей через два века после смерти Учителя: «Конфуций был великодушен, разумен и не имел навязчивых идей»11. И если два первых качества банальны, то третье — определенно нет.
Конфуций умер в 479 г до н. э., и еще на протяжении двух столетий в Китае шла ожесточенная борьба за власть. В истории этот период известен как эпоха Борющихся царств. Около тысячи поселений, в которых располагались войска, сложились в две сотни независимых территориальных образований. В IV веке после ожесточенной борьбы на арене осталось лишь семь мощных государств. Последним этапом этого процесса стало поглощение одним государством всех остальных, в результате чего и была основана первая китайская империя.