Краткая история династий Китая

3

ДИНАСТИЯ ХАНЬ (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.)

Начиная с династии Хань история Китая описывается более подробно и детализировано, и все благодаря одному человеку — Сыма Цяню. Он родился в 140 г. до н. э., и был потомком старинного рода придворных историков и астрологов. Он унаследовал звание Великого историка от своего отца и доказал, что заслуживает его, написав книгу, состоящую из ста тридцати глав и более полумиллиона иероглифов. Упоминание отца как соавтора труда являлось традиционным проявлением сыновней почтительности — одной из главных положительных черт характера по Конфуцию — на самом же деле фактически вся работа принадлежит Сыма Цяню. Его книга — ни что иное, как взгляд человека на историю мира, частью которого он был.

Она была закончена при очень сложных обстоятельствах. Сыма Цянь жил при правлении ханьского императора, У-ди, который проводил такую же жесткую самодержавную политику, как и императоры ранней династии Цинь за столетие до него. Однажды Сыма Цянь поторопился выступить в защиту генерала, вызвавшего недовольство императора. За свой проступок он был приговорен к оскоплению. Для благородного человека это было равносильно смерти, так как считалось, что лучше покончить с собой, чем перенести подобное унижение. Самоубийства, в том числе и целых семей, характерны для истории классического Китая, об этом говорится в летописях, ритуал этот позже распространился и в японской культуре под названием харакири. Сыма Цянь решил, что ему важнее закончить свой исторический труд, даже несмотря на то, что теперь он жил с унизительной кличкой «обрезок ножа и пилы». Он объяснил свой поступок в послании другу.

У человека есть всего лишь одна смерть, но она может быть либо настолько тяжелой, как гора Гай, либо легкой, как гусиное перо. Все зависит от того, как человек ее принимает... К тому же, смелому человеку не обязательно умирать за свою честь, в то время как даже трус может выполнить свой долг. Каждый выбирает свой путь, чтобы проявить себя... Если даже раб или тот, кто работает на кухне, может покончить жизнь самоубийством, почему же я не могу сделать то, что должен сделать? Но причина, по которой я решился терпеть все эти несчастья, остался жить в низости и позоре, не приняв смерть, заключается в том, что мне жаль, что у меня еще осталось огромное количество мыслей и изречений, не высказанных и не записанных, и мне стыдно, что я могу исчезнуть из истории, не оставив по себе даже следа для потомков... Я проанализировал деяния прошлого, причины, что способствовали успехам и провалам, расцвету и упадку, в ста тридцати главах своего труда. Я хотел исследовать взаимоотношения человека и Небес, проникнуть в принцип наследования прошлого настоящим, и тем самым продолжить нашу семейную традицию. Но прежде, чем я закончил свой тяжкий труд, я столкнулся с этой бедой. Именно потому, что я сожалел о том, что не закончил работу, я без отчаяния согласился даже на крайнюю степень наказания. Как только я действительно закончу эту труд, я помещу его в архивы Прославленной Горы. Если он, труд мой, попадет к людям, которые его оценят, если попадет в селения и большие города, тогда, несмотря на то, что мне приходится переживать мое ужасное увечье, о чем мне сожалеть?¹

Его великий труд действительно стал известен в городах и селениях. Работа над рукописью была делом семейным, поэтому труд не был обнародован, пока внук Сыма Цяня не занялся распространением ее рукописных списков. Ее достоинства были сразу оценены, и примерно век спустя правнук Сыма Цяня получил титул придворного историка.

Избранный Сыма Цянем метод изложения исторического повествования был достаточно оригинальным. Он разделил весь труд на пять взаимосвязанных частей. В первой были сказания о правящих династиях, где, например, можно узнать хронологию правления династии Шан-Инь, хотя и неизвестно, какие источники при этом использовал автор. В главе из книги Мо-цзы говорится, что познать прошлое можно через «то, что записано на бамбуке и шелке, доставшихся потомкам, через то, что выгравировано на металле и камне и написано на чашах и кубкаx»², а Сыма Цянь мог унаследовать все это от предков-историков.

Во второй части заключались различные хронологические таблицы, графики и небольшие трактаты на различные темы: календарь, описание ритуалов, статистические данные, история различных государств и, наконец, наиболее интересовавшие автора биографические сведения об известных людях: генералах, хороших или дурных чиновниках, небогатых купцах, добившихся всего своими усилиями, и даже о гомосексуальных фаворитах, которые имели влияние на императора. Несмотря на то, что этот метод был немного изменен последующими поколениями китайских историков, все же масштаб его работ создал исторический стандарт для всех последующих династий. Начиная с династии Хань и до 1911 г. каждый период китайской истории был четко задокументирован в серии трудов, получивших название «династийных историй» — полном собрании исторических записей, не имеющем аналогов нигде в мире. Позже была создана правительственная служба, которая вела подробные записи о каждом дне правления той или иной династии, параллельно записывая официальную историю предыдущей. Последние записи династии Цин опубликованы в 1961 г. на Тайване. Но есть определенные недостатки в подобном подходе к истории. Создается впечатление, что в историографии Китая не хватало энергичных личностей, которые вносили разнообразие и оживляли историю других народов, возможно, из-за традиционных общественных ограничений любого творческого начинания, а также потому, что нет ничего более привлекательного для китайского бюрократа, чем писать о другом китайском бюрократе. Поэтому живой и индивидуальный стиль Сыма Цяня еще никому не удалось воспроизвести.

Его манера письма в разделе коротких биографий схожа с манерой новеллиста. Для драматизации определенных событий он использовал диалоги (самый яркий случай — это диалог императора и повстанца на поле битвы: «Высмотрев Цин Пу вдалеке, император крикнул: “Что тебя так гложет, что ты восстал против меня?” — “Я хочу быть императором, вот и все!» прокричал Цин Пу в ответ”³); кроме того, одно и то же событие рассматривалось с разных сторон, в зависимости от того, что происходило с главными героями в данный момент. И в итоге, когда он добрался до описания своего времени, его труд стал самой яркой исторической хроникой первого столетия правления династии Хань, начиная с истоков борьбы против тирании Цинь.

Эта борьба началась с того, что группа крестьян, принудительно призванных на военную службу, опоздала на сборы из-за проливного дождя и непроходимых дорог. В соответствии с кодексом законов Цинь, наказанием за подобный незначительный проступок была смерть двоих из них. Понимая, что терять им нечего, крестьяне взбунтовались. Чтобы поднять на борьбу своих соратников, они пошли на небольшую хитрость. Одного из зачинщиков звали Чэнь Шэ.

Записка «Чэнь Шэ будет царствовать», написанная на кусочке шелка, была спрятана в желудке рыбы, пойманной одним из крестьян. Послание смогло сохраниться в процессе приготовления рыбы, и когда его нашли во время трапезы, оно произвело невероятный эффект.

Несмотря на то, что записи Сыма Цяня кажутся несколько приукрашенными, события, описанные в них, истинны. Гражданская война, начатая Чэнь Шэ, привела к падению династии Цинь. После нескольких лет беспорядков, еще один человек крестьянского происхождения, позже получивший титул Гао-цзу ( Первопредок), появился на исторической арене как народный освободитель и стал основателем новой династии Хань.

«У Гао-цзу был достаточно большой нос; лицо с прекрасными усами и бородой напоминало морду дракона; на левом бедре у него было семьдесят две родинки»⁴ (что считалось счастливым знаком). Он был мало привлекательной личностью, в юности не любил сходиться с образованными людьми. Его отношение к ученым Сыма Цянь описал, вложив такие слова и уста одного из сторонников Гао-цзу: «Если когда-либо к нему приходил ученый в головном уборе, какой носили последователи Конфуция, он немедленно сбивал его с головы пришедшего и мочился в него»⁵. Его сподвижники, пришедшие вместе с ним к власти, были столь же грубы. До описываемого времени каждая новая династия, хотя бы даже и варварская по происхождению, возглавлялась фамильным кланом завоевателей. Сам Гао-цзу был мелким чиновником в небольшом поселении, некоторое время даже занимался разбоем, группа его ближайших соратников состояла из нескольких мелких землевладельцев, человека, занимавшегося отловом бродячих собак, и гробовщика. Однако в идеологии новой династии не было элементов классовой борьбы. Причиной того была откровенная жажда власти. Чтобы удержаться у власти, Гао-цзу должен был вернуться к системе раннего феодализма, отмененной правителями династии Цинь: он раздал феодальные поместья своим родственникам и сподвижникам, как это делали чжоуские государи 800 лет назад. В результате в стране на протяжении полувека сохранялась нестабильная обстановка, сильные вассалы-землевладельцы постоянно угрожали более слабым. Однако со временем правители добились упрочения своего статуса, и к 154 г. до н. э. положение в государстве стабилизировалось. К концу века в состав империи вошли часть Вьетнама на юге, часть Кореи на северо-востоке и длинная полоса земель на северо-западе, расположенная к северу от Гималаев и Тибета, что сделало возможным продвижение караванов с ценными грузами по Шелковому пути. Один из китайских генералов дошел до Ферганы на западе и вернулся с тремя тысячами прекрасных скакунов, которыми славились те края. Этот китайский генерал остановился в двухстах милях от Самарканда, который Александр Великий, пройдя то же расстояние, но с противоположной стороны, завоевал двумя столетиями ранее.

Еще одной причиной нестабильного положения в государстве были бесконечные интриги первом жены императора. Императрица Люй была даже более жестокой и опасной, чем ее муж. Хотя она и происходила из более знатной семьи, чем ее супруг, она помогала ему в сложной борьбе на пути к трону. Естественно, она обладала огромным влиянием на государственную политику при новом режиме. Тем не менее ее положение императрицы не было гарантированным во всех отношениях. Ее упорная борьба за укрепление своего положения представляет собой впечатляющую картину дворцовой жизни раннего императорского Китая.

Это было общество, где у мужчины могло быть столько женщин, сколько он мог себе позволить. В императорской семье всегда была главная жена, однако в придворных кругах ее положение было довольно шатким. Императрица была просто матерью наследника престола, который должен был сменить на троне своего отца. Если в случае смерти или не расположенности императора менялся наследник престола, изменялось и положение императрицы.

В начале правления династии Хань старший сын госпожи Люй был объявлен наследником престола, таким образом она стала императрицей Люй. Однако вскоре император Гао-цзу охладел к своей утратившей привлекательность супруге — судя по ее дальнейшей карьере, внешность более не была ее сильной стороной — и Гао-цзу решил объявить наследником трона сына своей новой фаворитки госпожи Ци. На протяжении нескольких лет он, вопреки мнению советников, был одержим этой идеей, и императрица начала борьбу, чтобы избежать этого несчастья. Для достижения своих целей в течение всей жизни Гао-цзу она плела интриги внутри дворца, заручаясь поддержкой различных фракций, убеждая умных и хитрых чиновников поддержать ее: она приглашала их во дворец и принимала, сидя за ширмой. В конечном итоге она добилась своей цели: в 195 г. до н. э. Гао-цзу умер, так и не изменив имя наследника престола.

Теперь императрице не было необходимости проявлять любезность. Сын госпожи Ци был отравлен, а все девушки, принадлежавшие к императорскому двору, которым император когда-либо оказывал знаки внимания, были казнены. Судьба самой госпожи Ци ужасна. В те времена для удобства избавления от нечистот уборная представляла собой небольшую комнату, располагавшуюся по соседству с хлевом (на чертежах китайских домов 1940-х гг. хлев и туалет по-прежнему находятся рядом в задней части дома). Согласно Сыма Цяню, императрица отрубила Ци руки и ноги, выколола глаза, отрезали уши, дала вызывающее онемение снадобье, а затем бросила в уборную и собрала людей посмотреть на «человеческую свинью»⁶ (эта фраза впоследствии стала частью китайской литературной традиции). Возможно, в легенде злодеяния госпожи Люй немного преувеличены, но нет никаких сомнений, что её месть была жестокой. Теперь, когда её сын прочно сидел на троне, власть вдовствующей императрицы была огромной, даже большей чем власть новой императрицы — отчасти потому, что ничто кроме смены династии не могло лишить ее положения, а также потому, что долг почитания родителей в китайской семье придавал ее желаниям особую значимость в государственном совете.

На протяжении семи лет императрица Люй правила государством вместо слабого и болезненного сына (по этой причине госпожа Ци в свое время утверждала, что наследником престола должен стать её сын), и на протяжении еще восьми лет после смерти своего сына в 188 г. до н. э. она лично правила государством, скрывая мальчика-императора от посторонних глаз в его личных дворцовых покоях, пока, наконец, не умертвила его, заменив еще более молодым наследником. Она передавала феодальные земли членам клана Люй, зачастую убивая их прежних наследных владельцев. К моменту ее смерти в 180 г. до н. э. стало ясно, что сыновья от других жен императора Гао-цзу могут сохранить империю только лишь расправившись с кланом вдовствующей императрицы. Они так и поступили, уничтожив тех, кто возглавлял этот клан, а четвертый сын императора Гао-цзу наследовал трон, положив начало периоду все возрастающей стабильности ханьской империи.

К счастью, эти мелодраматические события не единственное, чем запомнилась придворная жизнь этого периода. Слово гарем — лучшее название для характеристики большого количества жен и наложниц мужчины, живущих в его доме, но китайский гарем сильно отличается от мусульманского. В это время, к примеру, гораздо меньше внимания обращалось не только на чистоту девушек, но даже и на их девственность. Абсолютная неприкосновенность мусульманского гарема вместе с чадрой и другими предосторожностями purdah[15] была предназначена для сохранения чистоты женщины и ее защиты даже от одного взгляда чужого мужчины. Устройство китайского места обитания наложниц более напоминало безопасное место для хранения этого прелестного имущества. Так, например, когда ханьский император устраивал пиры или праздники в компании императрицы или первой наложницы, на этих увеселениях иногда присутствовали и другие мужчины⁷, а гомосексуальному фавориту императора У-ди разрешалось свободно посещать личные внутренние дворцовые покои. Вероятно, причиной такого благодушия императора отнюдь не была уверенность в полной безвредности фаворита, в отношениях с женщиной подобного евнуху (но даже если и так, то эта иллюзия была развеяна, когда обнаружилась беременность одной из наложниц). Возмущение вдовствующей императрицы было столь велико, что она смогла организовать смерть фаворита, однако предоставленная ему свобода была бы немыслимой в мусульманском дворце. Та же самая вдовствующая императрица, мать У-ди, прошла нелегкий путь, чтобы достичь своего положения, которое было невозможным для девушки исламского мира. Родом из простой семьи, она была рано выдана замуж, но вскоре ее родители спохватились, когда услышали от прорицателя, что их дочери уготовано блестящее будущее. В результате ее забрали из семьи супруга, которая была полностью довольна своем новой родственницей, и отдали в наложницы наследнику престола, выдав за девственницу. Если верить Сыма Цяню, она, забеременев, объявила императору, что видела сон, в котором солнце вошло в ее грудь. Наследник престола был, по-видимому, в восхищении («Это знак великого почета», — сказал он⁸), но взойдя им престол он, тем не менее, выбрал сына другой женщины своим наследником. Только благодаря интригам,  еще тщательнее спланированным, чем те, что плела госпожа Ци, будущая вдовствующая императрица сумела изменить решение в пользу своего сына.

Ранги наложниц в зависимости от их близости к императору были расписаны с бюрократической скрупулезностью. Таких рангов было четырнадцать: от «простой красавицы» на самой нижней ступени до «роскошной спутницы» и «возлюбленной красавицы», являвшихся двумя высшими рангами. Девушки жили в полагающихся им по рангу апартаментах, которые назывались столь же поэтично и красиво, как и их обитательницы. Например, «роскошные спутницы» обитали в Резиденции солнечного сияния, а «возлюбленные красавицы», которые были рангом выше, в подобающей им Резиденции возрастающего совершенства⁹.

Конечно, гаремы существовали не только при императорском дворе, но, только в дворцовых гаремах существовала градация по степени близости к господину. Сыма Цянь пишет об одном высокопоставленном чиновнике с необычайными физическими данными, который содержал огромный гарем и прожил более ста лет, и «когда у него уже не было ни одного зуба, он питался только молоком, подаваемым молодой кормилицей»¹⁰.