И ударил.
Сабля сверкнула в пламени свечей и рассекла надвое ночного мотылька, метавшегося между дуэлянтами.
Петер ускользнул из-под удара играючи. Хлопнул в ладоши:
— Ну же, братец! Это всё, на что ты способен? Воевать против бабочек?
Ахавель не слушал. Он делал выпад за выпадом, отжимая Петера к краю круга.
— Ах, братец, как же ты пред... — блеснул выхваченный из ножен меч...
— ска... — метнулся к руке Ахавеля, кольнул...
— зуем!.. — ударил плашмя по левому колену...
Капитан сбился с ритма — и вот тогда уже Петер навязал ему свой. Мальчику хватило ума не парировать удары, а уходить из-под них — и атаковать, раз за разом опережая противника.
Они плясали вдвоём, а между ними металась слетевшаяся на свет мошкара.
Ведьмак считал минуты. Подозревал, что долго Ахавель не продержится. А тогда всё будет впустую, кто бы ни победил.
Петер кружил вокруг капитана, нанося удар за ударом. Колол, бил плашмя, дразнил. Всё это — с безумной, нечеловеческой стремительностью.
Китобой не успевал парировать и в конце концов перешёл в атаку. Петер играючи увернулся, но в последний момент, самым краешком лезвия, Ахавель всё же достал его. Из пореза на курточке тонкими струйками потекла кровь.
— Давай! — зло прохрипел Тередо.
И другие подхватили:
— Давай, капитан!
— Китобой! Китобой!
Петер побледнел пуще прежнего и засмеялся. Движения его стали обманчиво плавными, как будто это был танец, подводный медленный танец.
И как будто в соответствии с правилами этого танца клинок мальчика дважды ударил капитана по пальцам. Сабля вылетела из руки, Петер прыгнул вперёд, грозя сверкающим лезвием, — и Китобой поневоле отшатнулся. «Рыцари» разочарованно выдохнули.
— Слишком быстро и просто, — сказал Петер. Он даже не запыхался, глаза блестели. — Давай-ка продолжим! Как ты, братец, согласен?