Вольер

– Когда человек сбегает от невыносимых условий – это нормально, – подала голос Лидия.

– Мы жили точно также, как сейчас. Это еще не повод убегать. Она тем самым предала свою мать, которая возлагала на нее надежды. А вообще нас трое было. Я одна осталась.

– Трое? – в голос спросили остальные присутствующие. Диана ограничилась тем, что прищурилась и подготовилась внимательно слушать.

– Брат еще был. Петр. Он вообще отмочил глупость: в четырнадцать лет специально кого-то убил и сел в колонию, только чтобы избавиться от нас. Мама от него отреклась, и с тех пор говорила, что у нее две дочери. Я старшая, он средний, а Сонька – самая младшая. После его побега мама усилила контроль за нами, чтобы всякая дурь не лезла в головы, но Сонька все равно пропала. Как только поседела, так и ушла. Ей восемнадцать должно было исполниться через два дня. Может, ее похитил Фехтовальщик. Поделом ей, – последними словами Эльвира подвела итог под необычайно длинной для себя речью.

За столом повисла тяжелая паутина тишины. Диана думала, что раньше мать никогда не говорила целыми абзацами, Лида пребывала в тихом шоке от услышанного. Стас занялся последней сосиской. Аркадий в очередной раз подумал, что более незнакомого человека, чем его жена, он не видел никогда в жизни.

– Хотя вскоре после исчезновения Соньки был найден труп работы Фехтовальщика, – продолжила Эльвира. – Тело не опознали. Мы тоже ходили на опознание, и до сих пор нет уверенности, что это она. Рост и комплекция сходны, но настолько исполосована ножом, что никаких родинок и шрамов не разглядеть. У Соньки был небольшой шрам от ножа на левом виске, в основном скрыт волосами. Но даже его не было видно.

Фехтовальщик был легендарной местной фигурой, которой пугали детей и взрослых, причем последние боялись куда больше детей. Жертв маньяка находили изрезанных ножом с десятками неглубоких ранений и огромной потерей крови, отсюда и прозвище. Официально речь шла о двадцати двух телах, но народная молва приписывала ему еще четыре трупа на территории Комаровска и пригородов. Фехтовальщик стал неотъемлемой частью местного фольклора, его описывали, как среднестатистического автовладельца, больше о нем ничего достоверного не было известно. Некая гадалка прославилась на две недели тем, что утверждала, что его зовут Константин – ей так карты сказали. Было бы куда удивительнее, если бы они ей сказали, что зовут его, к примеру, Рикардо. Раза три арестовывали разных людей, и всякий раз подозрения не подтверждались: то через день после ареста появлялся свеженький труп, то подозреваемый последние полгода провел за рубежом и имел алиби на многие случаи, то еще что. Поэтому вопрос взаимосвязи Софьи и Фехтовальщика оставался открытым до скончания веков. Зато было ясно, что Николай Смолин не Фехтовальщик, ибо убийства продолжались и после его смерти. Хоть какая-то определенность.

Ужин закончился заверением Эльвиры, что она от своего не отступится и обязательно найдет убийцу матери. Это заявление было воспринято довольно равнодушно, и семейство, в кои-то веки мирно посовещавшись, решило отменить дежурства в ночи, после чего завалилось спать еще на старые спальные места за неимением новых.

Утреннее состязание «кто быстрее съест завтрак» завершилось неожиданной победой Лидии, обскакавшей Эльвиру на полбутерброда, что позволило ей не маяться завтрашним утром. Подрались только Аркадий с сыном из-за очередности мытья рук, поэтому завтрак прошел в довольно благостной обстановке. Ни малейших попыток провести следствие не предпринималось, потому что нужно было позавтракать и не опоздать на места отбывания учебы и работы. Поэтому допросы откладывались до вечера.

Нормальные люди в подобной ситуации были бы напряжены, как атлеты перед стартом, но Смолины пребывали в блаженной расслабленности, и вопрос о том, кто из них пятерых убийца, их почти не задевал. Подумаешь, убили Зло, так ведь кто-то из своих, остальным можно не волноваться.

Диана восприняла солнце за окном как хороший знак. Она вообще была довольно суеверной и падкой на символы. На экзамены она всегда одевалась определенным образом, всегда переступала через канализационные люки, а также воспринимала погоду как союзника. Одно время ей казалось, что легким движением руки она может управлять ветром, и серия экспериментов на аллейке имени космонавта Комарова подтверждала ее правоту. Она знала, что ее головная боль приманивает ветер. Затем ей стукнуло в причесанную голову, что тучи можно разгонять свистом, что она небезуспешно делала в течение пары лет. Несколько раз ее затеи проваливались, но она списывала это на усталость. Но когда неудачи стали частыми, она поняла, что природа требует жертв. Прислушавшись к шелесту травы и деревьев, она даже поняла, что именно нужно делать.

Диана смотрелась в старую полированную дверцу шкафа (зеркал дома не было, ибо их можно разбить и использовать осколки в драке) и завязывала на шее шарфик. Всякий раз, когда она видела себя в зеркале, ее одолевали неприятные воспоминания. Вот и сейчас ей в голову настырно полезло недавнее прошлое. В подростковом возрасте она заметила, что ее голос похож на голос Зла. Мучительно преодолев суицидальный порыв, Диана решила сделать операцию по изменению собственного голоса самостоятельно. Ну, неразумная она была, молодость, как-никак. Разумеется, кончилось все уродливыми порезами, потоками крови и вызовом врачей вскоре после грандиозного скандала. Ее даже привели в сознание, чтобы наорать на нее и пару раз пнуть. С тех пор ей приходилось чем-нибудь прикрывать шрамы. Свитера с воротником под горло ей не нравились – она считала, что такая одежда подойдет разве что неудавшимся висельникам. Носила она довольно обыкновенные вещи, обычно оставлявшие открытой шею. Шарфик стал деталью, придававшей ей особый шарм. Объяснить наличие шрамов можно было чем угодно: упала в детстве, попала в аварию, и много чем еще, но объяснять она не любила – бабкин голос напоминал о себе каждым звуком. Поэтому Диана слыла молчуньей.

Стас пошел в школу, исполненный задумчивости: это состояние было ему почти незнакомо и слегка пугало. Связано оно было с убийством. Он определенно что-то слышал той ночью: какую-то возню. Если поднапрячься, то можно что-то вспомнить. Другой вопрос, надо ли это делать? Одна лишь мать хочет найти убийцу: все остальные в душе готовы отдать последнюю рубашку за убийцу. Если все замкнутся, следствие угаснет само по себе. Решено: он все вспомнит для себя, просто из интереса, а матери не скажет. Тогда все успокоится. Возможно, они даже купят нормальную мебель…

Впервые Лидия надела свой черный пиджак в мелкий белый горошек, который был куплен для того случая, когда хоть что-то изменится к лучшему. Пиджак немного вылинял, но смотрелся презентабельнее своей хозяйки. Некоторые придерживались странной точки зрения, что пиджак не в горошек, а в чешуйки, но эта спорная мысль останется на их совести.

Весь урок истории Лида потратила на пересказ Кате домашней эпопеи, не умалчивая факта убийства. Проблемы сближают людей и заставляют доверять друг другу. Плюс к этому Лидия ощущала себя виноватой, что у нее кошмар закончился, а у Кати он в самом разгаре. Две ночи подряд она провела на чердаке Тайного дома, так как брат принял ее за наемника террористов, который должен его похитить, и кидался на нее с обрезком трубы (пятикилограммовые гантели потерял, когда ломился к соседям). Ей пришлось спешно бежать. Теперь она питалась в школе раз в сутки и несказанно обрадовалась приходу Лидии, у которой всегда водились карманные деньги.

– Для счастья мне нужно хотя бы двухразовое питание и чтобы брата положили лечиться. Он же весь дом разнесет. Больше калорий – лучше жизнь.

– Держи, – Лидия протянула всю наличку. – С возвратом не тороплю.

– Спасибо! – Катя торопливо спрятала деньги. – Верну с зарплаты. Не, ты все-таки настоящий друг!

Катя подрабатывала промоутером, раздавая по выходным листовки на улицах. Эффектная внешность делала ее ценным сотрудником. Лидия имела достаточно доходов от родителей и пока не работала.

– Хотя если он разнесет квартиру соседей, я была бы рада, – пробормотала Катя.