Отношения Сократа и Алкивиада чрезвычайно хорошо освещены у Плутарха – им посвящена большая часть жизнеописаний молодых лет Алкивиада. Но мало кто придавал должное значение этим отношениям с точки зрения установления возможных взаимосвязей между Сократом и самим Периклом. Пятнадцать лет прошло между смертью Клиния осенью 447 г. до н. э. и 432 г. до н. э., когда произошла битва при Потидее. И установившаяся за эти годы необычайная близость между Сократом и Алкивиадом не могла бы возникнуть без согласия, если не прямого благословения, со стороны могущественного и высокопоставленного опекуна Алкивиада. Вероятно, столь тесное товарищество между юношей и его наставником было закреплено и с ведома, и при поддержке влиятельной подруги Перикла Аспазии. Ведь она даже состояла в родстве с Алкивиадом через брак своей сестры с его дедом, тоже носившим имя Алкивиад6.
В трудах Платона и Ксенофонта Сократ зачастую с осторожным уважением говорит о Перикле, умершем от чумы в 429 г. до н. э., вскоре после возвращения Сократа и Алкивиада из Потидеи. Ксенофонт также указывает, что Сократ прекрасно знал Перикла Младшего – сына знаменитого государственного деятеля от Аспазии. В своих «Воспоминаниях о Сократе» он описывает, как эти два человека по-дружески общаются.
Однако ни Платон, ни Ксенофонт не упоминают о том, что Перикл и Сократ когда-либо лично общались или были хорошо знакомы друг с другом. Однако, учитывая обстоятельства детских лет Алкивиада – его передачу под опеку Перикла в четырехлетнем возрасте и близость с раннего детства к Сократу, – трудно представить, что могло быть как-то иначе. Такая взаимосвязь проливает свет на многие вопросы, связанные с происхождением, статусом и обстоятельствами ранних лет жизни Сократа.
Существует множество возможных причин сдержанности Платона и Ксенофонта по поводу знакомства Сократа с Периклом, а также умалчивания ими других обстоятельств, связанных с поступками и взаимоотношениями Сократа в юности. Пока же наиболее полную картину общения Сократа с Алкивиадом в детстве может дать история, пересказанная Цицероном7.
После смерти Клиния Перикл передал своего юного подопечного Алкивиада на воспитание к пожилому фракийскому наставнику по имени Зопир. Тот был метеком, то есть не гражданином Афин (так называли пользующихся гражданскими правами чужеземцев, которым разрешалось проживать и работать в городе, выплачивая за это особый налог. –
Детали внешности Сократа, очевидно, были хорошо известны Зопиру. Рассказывают, что этот фракиец как-то прокомментировал при большом скоплении народа некую интимную особенность телосложения Сократа. Он заявил, что у Сократа отсутствуют по сторонам шеи углубления над ключицами (по-научному
Столь ошеломляюще неуместное суждение о философе наводит на мысль, что подобное толкование проистекало не столько из странной теории Зопира, сколько из его недопонимания характера Сократа, а то и просто из личной неприязни или зависти. Зопир «диагностировал» по физиономии Сократа еще одну нелестную черту его характера: он заявил, что тот явный «сексуальный маньяк» или «женолюбец» (
Зопир в его оценках Сократа, похоже, ни словом не обмолвился о чертах лица философа. Так, к примеру, широкий курносый нос и глаза навыкате, впоследствии считавшиеся характерными чертами внешности Сократа, даже не фигурируют в оценке его физиономии фракийцем. А ведь Зопир утверждал, что способен прочитать характер человека по его телу, глазам, лицу и бровям. Тогда можно представить, что его предположения о сексуальных наклонностях философа возникли как раз при виде выпученных глаз Сократа. Это классический симптом состояния, известного как гипертиреоз (синдром, обусловленный гиперфункцией щитовидной железы, когда она вырабатывает избыточное количество гормонов. –
Отметим, что Зопир смог с точностью описать строение обнаженных плеч Сократа. Это наводит на мысль о том, что он реально мог их видеть, когда Сократ, например, танцевал или боролся без одежды с их общим с Зопиром учеником Алкивиадом. Подобные свидетельства близости с их высокородным подопечным должны были вызвать негодование воспитателя-фракийца. Ведь он, в отличие от Сократа, не был свободным афинским гражданином или воином, а значит, не мог пользоваться уважением со стороны своего заносчивого и своенравного ученика.
Имеется и другой интересный эпизод, описанный учеником Сократа Федоном из Элиды в его диалоге «Зопир», к сожалению, не сохранившимся до наших дней. В этом эпизоде явно недоброжелательно настроенный Зопир перечисляет целый список недостатков и пороков, за которые Сократ, если судить по его внешности, подлежит всеобщему порицанию. Присутствовавшие подняли на смех фракийца, приписывавшего подобные недостатки Сократу, которого они все хорошо знали.
И тогда Сократ, с характерной для него ироничной жестикуляцией, любезно выступил в защиту Зопира. Философ заявил, что Зопир совершенно прав, поскольку именно к таким порокам сам Сократ был склонен от рождения. Но, добавил он, если этих пороков сейчас за ним не числится, то причина в том, что он сумел силой разума избавиться от них.
Столь ловким ответом Сократ разом опроверг все выводы теории Зопира по поводу своего характера, подтвердив в то же время неизменность своей философской позиции о превосходстве разума.
Сократ и его второе «я»
В молодости красавец Алкивиад был знаменит в Афинах своими проступками и выходками. Однажды, разгневанный явным безразличием одного из своих учителей к поэзии Гомера, он ударил того по лицу. В другой раз – сорвал заседание Государственного совета, запустив в зал перепелку. Он шокировал своих сограждан, приобретя длиннохвостого мастифа, а затем, отрубив собаке хвост, прогуливался с ней по городу. Когда его стали в этом упрекать, Алкивиад заявил, что таким образом хотел отвлечь общее внимание от куда более худших своих поступков.
Склонность юноши к недостойному поведению вызывала ярость его опекуна Перикла. Двоюродная бабка Алкивиада Аспазия, будучи если не официальной, то фактической женой Перикла, была, похоже, более снисходительна. Можно предположить, что она, на пару с Сократом, не раз вступалась за мальчика. Столь же снисходительно относилась к Алкивиаду и большая часть афинян. Они, казалось, были готовы простить ему любой проступок, видя в нем необычайно красивого и умного юношу, проявляющего похвальное рвение к успеху и всеобщему признанию.
Сам Сократ, возможно, видел в юном сорванце родственную душу. Он сам в юности прогуливал уроки, за что не раз бывал наказан своим отцом Софрониском. Многое из того, что мы видим в Сократе и в его пожилые годы, отдает озорством и непослушанием, так что в молодости он, возможно, тоже был склонен к проказам. Точно так же, как Алкивиад, Сократ обладал неистовым характером, и часто изображается Платоном как человек, решительно не желающий в чем-либо уступать своим соперникам. Даже в подавляющем большинстве благожелательных к нему описаний, оставленных Платоном и Ксенофонтом, встречи Сократа со сверстниками и людьми старше по возрасту показывают его как человека абсолютно нетерпимого к идеям или высказываниям, которые он считает неправильными или несущественными. Причем настолько, что, как пишет Платон в диалоге «Менон», разгневанный собеседник9 мог даже угрожать Сократу физической расправой.
Если Сократ в свои преклонные годы выглядит этаким интеллектуальным драчуном, зачастую относящимся к спору как к борцовской схватке, в которой можно лишь победить или проиграть, то целью философа всегда было избавление от ложных представлений и приближение к истине. Молодой же Алкивиад заботился не столько об истине, сколько о почестях и о том, как он выглядит в глазах других. Он был одержим тем, что называлось
Той культурной среде, в которой вращался Сократ, как, впрочем, и Алкивиад, было присуще стремление к воинским почестям и славе. Но такого рода признание, похоже, уже не было для Сократа целью, пусть некогда и желанной.
В платоновском «Пире» Алкивиад, говоря о Сократе, словно срывает некие внешние покровы, чтобы выявить скрытую под уродливой внешностью философа его внутреннюю красоту. Мы же, в свою очередь, можем попробовать снять слои, прикрывающие канонизированный облик Сократа, чтобы разглядеть под ними скрытого внутри его Алкивиада.
В молодые годы Сократом тоже владело стремление к успеху, подогреваемое знаменитой фразой из гомеровской Илиады: «Всегда будь лучшим и выше других» (кстати, она стала впоследствии девизом Александра Македонского). Так что Сократ вряд ли осуждал военные и политические амбиции Алкивиада. Скорее он оценивал их глазами человека, который, будучи когда-то склонен пойти по тому же пути, намеренно решил от него отказаться.