Так стоит ли все это солить?
Псевдоним
Он так долго пользовался этим именем, что даже привык думать о себе как об Осси. Но он не собирался уступать свои заслуги тому типу, который так покорно дал себя арестовать и, что еще хуже, собирался предстать перед судом лакеев истеблишмента, которых мог запросто свергнуть и втоптать в грязь.
Поэтому он положил в карман листок бумаги, на котором было написано: «Меня зовут Беннетт Кроутер». И туда же сунул свое фото.
Он не надеялся протянуть долго. Но то, что он не сдастся без борьбы, было очевидно. Он с трудом ходил, видел, дышал. Врачи сказали, это что-то типа инфлюэнции, которая убивает людей в Китае и Японии, и вот – явилась на Западное побережье. И все-таки новости из Гондураса внушали надежду: «Тупамарос» взяли Сан-Педро-Сула и продвигались на север, а первым эдиктом по сути уже законного правительства был закон о немедленной национализации предприятий, производящих токсичные отходы. Конечно, потребуется время для реализации этого закона, а тут еще и голод, но…
Непрестанно кашляя, сипя и хрипя, он налаживал последнюю из сделанных им бомб. Температура у него зашкаливала, но настоящий революционер никогда не ляжет в больницу; настоящий революционер – полагающийся только на себя раненый волк, который, если нужно, умирает в одиночестве. Пальцы его тряслись, когда он устанавливал таймер. Циферблата он даже не видел.
Штукенция взорвется завтра утром, и это будет хорошо!
Он вышел из туалета, а потом из здания. Отправился домой и уже никогда оттуда не появлялся.
Надежда все-таки есть
Вооруженная охрана на входе в здание суда. Какой-то твердолобый трейнит перед началом заседания начал было размахивать флагом с изображением черепа и костей, но его быстро арестовали и утащили прочь. Остальная же толпа вела себя спокойно. На улицу вывели пару сотен национальных гвардейцев, а в коридорах и самом зале суда разместили до полусотни полицейских. Тишина и покой могут быть иллюзорными, хотя явных действий, направленных на дестабилизацию обстановки, в последнее время почти не наблюдалось. Люди были изрядно напуганы всем произошедшим – редкий городок в стране избежал эксцессов во время прокатившихся по Штатам беспорядков. К тому же было много голодных. Кстати, первыми приговорами, вынесенными после объявления военного положения, были решения, связанные с хищениями еды и нарушениями закона о порядке распределения продуктов.
Но трейниты, большинство которых составляли молодые образованные люди и некоторые из их сторонников постарше, были озадачены и обескуражены, а потому не знали, что и делать. После невероятной оплошности, которую Президент допустил, объявив состояние войны, они ожидали, что последует требование немедленно снять все предъявленные на тот момент обвинения – на том основании, что уже не удастся набрать непредубежденное жюри присяжных, которое смогло бы объективно их рассмотреть. Поднялась новая волна демонстраций, вновь вспыхнули беспорядки, которые были быстро подавлены.
Не получив никакой подсказки от самого Трейна, эти люди, которые полагали, что обрели в его лице вождя, начали сомневаться – а не имел ли он действительно некое отношение к похищению Гектора Бамберли. Настроенные более оптимистично шептали, что, вероятнее всего, Трейн либо мертв, допустим, от голода, либо был настолько интенсивно обработан, что признал свою вину за преступление, которого не совершал. И лишь самые умные ничего не говорили, а только смотрели в отчаянии, как с затянутого плотным смогом неба летят вниз капли кислотного дождя и проедают одежду, кирпич и бетон.
Телевизионщики установили в зале суда свою осветительную аппаратуру, поскольку намеревались передавать живую картинку по всей стране. Подобный прецедент имел место несколько лет назад, но слушавшееся тогда дело Уоткинса было отредактировано и передано в записи в виде парламентских слушаний. Теперь же у телевизионщиков должна сложиться колоссальная по масштабам аудитория – несмотря на дневное время передачи. Телевизионные сети отказались от показа старых комедий, а потому нация за период военного времени изголодалась по хорошему шоу (кто-то очень умный ввел эту удобную формулу – «военное время», а не «война», – ведь воевать было не с кем и бросать большие бомбы было не в кого).
Более того, телесети обрадовались возможности сэкономить, так как им пришлось затянуть пояса – самые богатые спонсоры отказались от размещения рекламы (кто сейчас станет покупать автомобили или страховать жилище?).
Страна, если можно было так сказать, отдыхала. Бизнес по всем Штатам пришел в упадок – либо из-за саботажа, либо оттого, что его плоды были никому не нужны – как, например, плоды рекламного бизнеса. Мужчины, годные служить, были мобилизованы. Женщины же, а таковых были миллионы и миллионы, по магазинам не ходили, потому что, во‐первых, еду раздавали, а во‐вторых, потому что старались экономить. Бензин отпускался лишь по особому разрешению. На каждом углу стоял либо полицейский, либо национальный гвардеец, оба с оружием, которые всегда могли проверить наличие этого разрешения. Телевидение не отменили, но «в национальных интересах» ведущие телекомпании решили сегодня объединить свои ресурсы.
Да, количество зрителей должно стать рекордным за все время существования телевидения.
И это здорово, думал Роланд Бамберли, когда вел своего сына к зданию суда позади эскорта вооруженных полицейских, прокладывавших им путь через толпу журналистов и зевак. Общенациональный позор – именно то, чего заслуживает этот негодяй! Даже президент, как мы знаем, будет смотреть трансляцию.
Роланд чихнул и извинился перед Гектором, надеясь, что маска задержит микробы.
Это здорово, думала Пег, занимая место среди репортеров и потирая место на руке, куда ей сделали обязательный укол. Врач на входе сказал, что это – от новой инфлюэнции, хотя сам он не слишком верит в эффективность вакцины, которую разрабатывали в спешке, чтобы побыстрее запустить в производство.
Пег удалось повидаться с Остином. И хотя встреча продолжалась всего несколько минут, она уже не беспокоилась – он не сошел с ума!