Хотя понятия не имела, что за бомбу он припрятал в рукаве. В то же время Пег знала, что он не зря отказался сотрудничать со следствием, вести переговоры о залоге, нанимать адвоката. Остин дал ей лишь одну подсказку: когда она сообщила ему, что знает, почему погиб Децимус, он улыбнулся и сказал, что в тюрьме он избавлен по меньшей мере хоть от этой опасности. И все… Хотя этих слов и было достаточно.
Это приходило ей в голову и раньше, хотя во всей ясности предстало лишь сейчас: может быть, все идет именно так, как нужно? И в тюрьме ему быть гораздо более безопасно, чем на свободе?
Скоро она все узнает – как и весь остальной мир. Жаль, что не будет ни Зены, ни Фелиции. Фелиция слишком больна, а Зена в тюрьме. Вдова известного трейнита!
Эти слова приобретут свое истинное значение, когда они снесут все тюрьмы и раскроют все застенки!
Наконец судья занял свое место. Он старался не раздражаться на надоедливый свет софитов, зная, что сегодня он – главная звезда национального телешоу. Осмотрел места в зале суда: прокурор (кивок); адвокат, назначенный штатом защищать Трейна и ненавидящий своего подзащитного в том числе из-за его упрямого нежелания сотрудничать; пресса; телевизионный комментатор, мурлыкающий что-то в свой микрофон, группа будущих членов жюри присяжных…
– Все готово? – спросил судья своего помощника. – Тогда пусть доставят подзащитного.
Под рокот и говор толпы Остин вошел в клетку для обвиняемого. Все встали и принялись его рассматривать.
– Кто это? – спросил отца Гектор Бамберли.
– Что ты имеешь в виду, говоря «кто это?»
Прокурор вывернулся в своем кресле.
– Что Гектор сказал? Я не расслышал.
Судья, намерившийся было начать заседание, заметил оживление в рядах стороны обвинения и неодобрительно нахмурился. Одни телекамеры сосредоточились на Гекторе и его отце, другие – на Остине. Судья, чтобы привлечь внимание к себе, принялся откашливаться, что было глупо, поскольку на то, чтобы восстановить способность говорить, ему потребовалось секунд тридцать, и Остин Трейн воспользовался этим, произнеся ясным и чистым голосом, хорошо легшим на микрофоны:
– Ваша честь! Если перед нами действительно сидит Гектор Бамберли, спросите его, видел ли он меня раньше. Имя мое, естественно, Остин Трейн.
Кто-то из сидящих в задних рядах что-то крикнул. Судья, по-прежнему воюющий с кашлем, прохрипел, как мог:
– Требую тишины! Я не потерплю никаких беспорядков в зале суда. Большее повторять не буду. Нарушители будут удаляться из зала.
– Но это – не Остин Трейн! – вдруг крикнул Гектор. Он, казалось, готов был заплакать. – Я никогда в жизни не видел этого человека!
Наступила тишина. И в этой тишине Пег, вполне намеренно, хихикнула. Достаточно громко для того, чтобы этот звук эхом пронесся по залу.
– Тишина! – сердито произнес судья. Пег поймала на себе взгляды, а один из вооруженных охранников двинулся к ней. Она поглубже забилась в кресло и затихла.
– Ну что ж, молодой человек, – произнес судья, стараясь казаться добродушным, – я понимаю, что после того, что с вами произошло, наше заседание является для вас серьезным испытанием, но уверяю вас, что вы сможете сообщить нам все, что считаете нужным.
– Я не буду молчать! – крикнул Гектор, но на этот раз не судье, а отцу, который пытался удержать его на месте. Встав, Гектор сказал: