На следующее утро я встаю раньше, караулю его ещё до рассвета, а колдун спускается ровно с первыми лучами солнца. Удивляется просьбе взять меня с собой. Не отвечает согласием, но и не противится. Криво усмехается в ответ, огибает меня как мешающий предмет мебели и покидает горницу, а потом и избу. Я следую за ним, стараясь не отставать, хотя ноги постоянно вязнут в снегу.
В последующие дни всё повторяется. Каждое утро я встаю до рассвета, а колдун не противится и не отговаривает меня. Разве что одинаково недовольно цокает языком, когда время от времени в течение дня я останавливаюсь, запыхавшись, и громко прошу его передохнуть. Поначалу я в основном наблюдаю за тем, что он делает, никак не вмешиваясь.
Колдун при солнечном свете обходит свой лес, действительно выискивает мёртвых. В первый же день мы натыкаемся на мёртвую белку. Хозяин леса сам руками раскапывает ей могилу. Я не предлагаю помощь, вначале не зная, что делать и можно ли, поэтому он заканчивает всё в одиночестве. Затем проводит несколько часов то тут, то там. Проверяет зайцев и белок, с лёгкостью находя их норы, словно знает, где они живут. Дольше всего кормит птиц ягодами. В основном к нему слетаются снегири, воробьи, свиристели и желтогрудые синицы. Время от времени я слышу уханье сов в лесу, но колдун никогда их не ищет и не подкармливает, убеждая, что они сами добывают себе пропитание. Хозяин леса предупреждает о возможных хищниках, но, по его словам, те забредают сюда редко, предпочитая охотиться в более тёплой части леса.
В течение дня колдун навещает заледеневшее озеро. Выходит почти на середину. Меня ледяная поверхность и завораживает, и пугает, поэтому я всегда остаюсь на берегу и наблюдаю, как колдун бродит там в одиночестве, что-то выискивает, стучит своим посохом.
Понаблюдав со стороны несколько дней, после я начинаю молча помогать. Присаживаюсь рядом и так же рою могилы животным, если надо. Земля под снегом удивительно мягкая, хотя я думала, что она должна замёрзнуть. Таскаю с собой нарезанные фрукты и семечки, чтобы хозяин леса дольше мог кормить птиц, но на ледяное озеро не хожу. Всегда дожидаюсь на берегу.
Лишь один раз я бросилась к нему.
На шестой день колдун, как и каждый раз до этого, ходил и стучал по льду, выискивая что-то, как неожиданно упал на колени, откладывая посох. Снял с пояса небольшой топор, который время от времени брал с собой. Размахнулся и ударил лёд со всей силы, такой, что жуткий звон разорвал привычную тишину леса. Он вновь занёс оружие и повторил движение, а потом ещё и ещё раз. Я кричала ему, чтобы он перестал, страшась, что лёд треснет и мой единственный собеседник в этом одиноком месте провалится в ледяную воду. Я не знала, убьёт ли колдуна холод, но ужас потерять его оказался сильнее страха перед замёрзшим озером. Я подбежала к нему, упав несколько раз, схватила за топор, останавливая и прося перестать. И колдун, взорвавшись потоком злых проклятий, прекратил. Я перевела взгляд на лёд, где должны были остаться глубокие трещины, но поверхность была абсолютно ровной, без единой царапины. В тот день настроение колдуна было ужасным, он не сказал мне ни слова и даже не стал ужинать, сразу, ворча, ушёл к себе.
С тех пор мы почти не говорили два дня, и только спустя ещё два, когда он стал походить на себя прежнего, я решилась спросить о том, что произошло.
– Ты правда не убивал людей? – интересуюсь я, помогая копать неглубокую могилу для мёртвого снегиря.
– Убивал, но не по своей прихоти. Я защищался.
– Ты говоришь о старых временах? Когда люди приходили сюда, чтобы убить тебя?
– Да. Тогда они собирались в толпы, приходили с мечами и факелами. Не знаю, на самом деле я кого-то убил или нет. Но мой холод и метели были достаточно сильны и опасны, когда я вышвыривал смертных вон со своих земель, – рассказывает он, продолжая копать. – Они пытались мне навредить, хотя я к ним даже не выходил. Так кто же тут плохой, княжна? Я или они?
– Они, – нехотя признаю я. Колдун мне никогда не врал и вряд ли делает это сейчас, поэтому и я отвечаю, как думаю.
Хозяин леса удовлетворённо кивает.
– Да, смертные всегда страшились холодов, зимнее время действительно непростое. Но рассказывали ли вам предки о том, как они любили снежные ночи? Как любовались северным сиянием в небе? Описали, как много игр придумали в зимний период года? Поведали, как приятно тепло от печи, пока за окном метель, или насколько чист воздух зимой? – с горечью продолжает он, заражая меня своей тоской.
Увидев в этом лесу снег впервые, я поняла, что всегда скучала по нему, хотя раньше и не видела. Будто в душе, где-то в глубине меня, жила тоска о потерянном, но понять, что именно я потеряла, мне никак не удавалось. Может, у моей мамы было похожее чувство, раз ей сны о зиме снились?
– Даже ваши байки о золоте. Известны они мне, но не я держу тебя здесь, а слуги Ноября.
Я усердно киваю, хоть он и не видит. Эту загадку я несколько раз прокручивала в голове, но боялась задать из-за скверного настроения колдуна.
– Мне рассказывали, что Зимнему лесу неприятно золото, потому что напоминает тепло летнего солнца, – аккуратно делюсь я.
– Мне и лесу без разницы, какой металл вы, смертные, носите, – отмахивается колдун. – Дело в Ноябре и его нелюбви к золотым оберегам. Рождённым весной делают из железа, летним из латуни, осенним из меди, а у зимних хоть одна бусина, но должна быть золотой.