Проект «Джейн Остен»

— Ты умом тронулся? — возмутилась я и тут же осознала, что слегка тронулись мы оба. Поддавшись порыву, я нагнулась к нему, взяла за руки и заглянула в глаза. — Лиам! Мы не застрянем здесь, так что прекрати эти разговоры. Но ты прав: нам нужно быть осмотрительнее. Разбрасываться деньгами нельзя. — Я примолкла. Наши пальцы, затянутые в перчатки, все еще были переплетены; расстояние между нами сократилось настолько, что я различала золотые искры в голубых радужках его глаз. Вид у него, однако, был испуганный. — Возможно, есть какой-то иной способ им помочь. Нужно придумать, как это сделать.

Лиам резко втянул воздух — ноздри его раздулись — и посмотрел на меня в упор. И стиснул мои руки с такой силой, что я пискнула — и тогда он меня отпустил.

— Ты очень хороший человек. — Он откинулся назад и закрыл глаза. — Хотел бы я…

— Что?

Пауза.

— Скажем так, хотел бы я повстречать тебя раньше. Когда мне было семь лет.

Я улыбнулась.

— Мне было бы три. У нас вряд ли нашлось бы много общего.

Он распахнул глаза и, похоже, задумался.

— Хочешь сказать, у нас сейчас много общего?

Меня озадачило то, с каким вызовом прозвучали его слова, но слышать это было приятно.

— А что, для этого мне обязательно нужно было бы вырасти в том же городе, что и ты? В Ирландии — где именно?

— Нет-нет, это мне… А ты-то где выросла? В Нью-Йорке, да?

— В Бруклине.

— В Бруклине. И как это было?

— Хорошо. — Я задумалась о том, как бы вкратце пересказать ему свое детство. — Мы жили в старом доме. Мы — это я с родителями и моя бабушка. — В то же мгновение все это всплыло в памяти: истертые каменные ступени крыльца, слабый аромат старой древесины, который чувствуешь, когда заходишь в дом, косые лучи солнца, освещавшие лестницу до самой кухни — та находилась на первом этаже, как и в нашем лондонском доме. — Его, кстати, довольно скоро построят — если считать от нынешнего года. На заднем дворе у нас был садик, куда мои друзья часто приходили поиграть, потому что почти все жили в многоквартирных домах. У мамы на чердаке была студия с окнами в крыше, и там всегда чудесно пахло краской. У нее есть студия — в смысле, она до сих пор у нее есть. — Я замялась — та студия встала у меня перед глазами, и я еле подавила внезапно подступившие слезы. Мне вспомнился тот мир — каким я воспринимала его в детстве — и как мне тогда жилось: уютно и спокойно, в окружении любви родных. — Я так по ней соскучилась.

— Правда? — Мне показалось, что он удивился. — Значит, она художница?

— Она устанавливала для меня маленький холст рядом со своим большим и давала задания. — Я улыбнулась этой мысли. — И меня все детство водили по музеям, концертам и тому подобному, когда я еще ничего во всем этом не понимала, знала только, что это ужасно важно. Помню, как впервые пришла в оперу — мне было шесть лет. С отцом. На «Волшебную флейту».

— Тебе понравилось? — осторожно спросил он.

— Честно? Я пришла в восторг. Было чувство, что музыка подхватила меня и впечатала… — Я выглянула в окно и обнаружила, что мы подъезжаем к городку. — Как думаешь, это Гилфорд? Это ведь он, да? Уже темнеет.