Здесь, на полпути до места назначения, нам предстояло заночевать. Дженкс и Норт выехали на почтовой карете раньше нас и успели все подготовить, поэтому наше прибытие в гостиницу «Ангел» было не сравнить с тем вечером, когда мы вошли в «Лебедя» и напоролись на оскорбления от хозяина заведения. По темной скрипучей лестнице нас провели наверх, в комнатах уже ждал разобранный багаж, а в отведенном только для нас салоне — ужин. Я умылась, думая не о последующих испытаниях, а о мире, из которого сюда явилась. Я редко позволяла мыслям уноситься в ту сторону, и теперь стало ясно почему: когда я представила маму — как она рисует на чердаке и гадает, все ли у меня хорошо, — меня накрыл непривычный шквал ностальгии.
За ужином я переусердствовала с кларетом и увлеклась рассказами о своем детстве, будто, вспоминая о нем, могла заново его пережить.
— Отец научил меня играть в шахматы, — вещала я. — Поразительно, если задуматься: он работал кардиологом, преподавал на медицинском факультете, но у него всегда находилось для меня время. Словно я для него была самым важным человеком в мире. Хотя, наверное, память меня… Помню, как маленькой мне иногда приходилось ложиться спать до его возвращения и меня это очень-очень расстраивало. — Мы доковыряли утку и сидели над опустевшими тарелками в полутьме. Лиам не сводил с меня глаз, но понять, что они выражали, было сложно. — Он умер неожиданно, пять лет назад. Мне все время его не хватает. У него было сердечное заболевание, о котором он не подозревал. Какая ирония, скажи? Он бы счел себя весьма интересным медицинским случаем. — Я отодвинула тарелку и уперлась лбом в стол, борясь со слезами. Надо же было так напиться в 1815 году? Или, может, я просто расчувствовалась. — Я ужасно по нему скучаю.
Лиам нерешительно погладил меня по плечу. От его прикосновения я вздрогнула и резко села.
— Прости. — Я выдавила смешок. — Я разнылась.
— Ной сколько хочешь, Рейчел, милая. Скоро мы будем в Чотоне, и там нам придется вести себя как паиньки.
— Я все болтала и болтала о себе и ни разу даже тебя ни о чем не спросила.
— Не переживай.
Я встала, и меня тут же повело.
— Я так понимаю, выезжаем мы рано.
— Хозяин пообещал мне завтрак в полседьмого.
Я направилась было к выходу, но развернулась на полпути.
— Лиам. Можешь меня обнять? Мне очень нужно.
Он не колеблясь встал, обошел стол и обхватил меня своими длинными руками. Вышло лучше, чем я ожидала, — это было не объятие для галочки; но, опять-таки, он же актер. Мы не осторожничали, стараясь не соприкасаться телами, как это часто бывало; зарывшись лицом в его галстук и вдохнув ароматы лаврового мыла, угольного дыма, обивки кареты, чистого белья и Лиама, я испытала запретное удовольствие. Он покачнулся, как березка на ветру, погладил меня по голове. Его дыхание согрело мне макушку, и, прижавшись к нему посильнее, я ощутила его эрекцию — как его член шевельнулся, разбух и окреп.
Мы довольно долго простояли так, молча, тяжело дыша. Разомкнув целомудренное объятие, я провела руками по его спине вниз, мысленно восхищаясь его мускулатурой, и притянула его к себе, отчего он застонал. Его ладони соскользнули с моей талии, подхватили меня под зад, и он приподнял меня, прижав к себе с такой силой, что ноги у меня оторвались от пола и дух захватило. Неожиданно, но приятно. Он впился в мое ухо, закусил мочку и, горячо и часто дыша, оставил у меня на шее влажный след от поцелуев.
— Господи боже, — прошептал он. — Рейчел. — А затем опустил меня на пол и попятился. — Прости, — сказал он, потупившись. — Прости меня. Не стоит мне так себя вести.
— Нет, стоит. — Я двинулась к нему, но он быстро отгородился от меня креслом, и я остановилась, изумленная и униженная.
Лиам закрыл рукой глаза, будто хотел исключить меня из поля зрения, — брюки его красноречиво сообщали, что он все еще возбужден.
— Ты в уязвимом положении, ты не отдаешь отчета в своих действиях. Ты пьяна. Ты меня потом возненавидишь. Я не животное, чтобы вот так воспользоваться…
Я рассмеялась — не потому, что это было смешно, хотя это правда было, — но от смущения, а он скривился. Схватив меня за плечи, он развернул меня к выходу и мягко, но решительно подтолкнул к двери.