– Боже, Дел. Если лекарство перестанет действовать, это еще одна причина, чтобы выйти сейчас. Мне нужно жить. Я не больна. Я – это я. Я прямо здесь, перед тобой.
– Все дело в том санитаре? Он вкладывает эти мысли тебе в голову?
Я всплеснула руками.
– Знаешь что? Я вообще-то способна иметь собственные мысли. И мечты. Я хочу отправиться в путешествие. В Нью-Йорк.
– Это за сотни миль.
– И что, в Нью-Йорке нет больниц? – Я постучала пальцем по подбородку. – Дай-ка припомню…
Делия закатила глаза.
– Да ладно, – сказала я, пытаясь их развеселить. – Я же не в пустыне окажусь, если что-то пойдет не так.
Делия умоляюще посмотрела на доктора Чен.
– Вы можете ее вразумить?
Доктор Чен явно чувствовала себя неуютно.
– Суть в том, Тея, что еще слишком рано оценивать какие-либо долгосрочные побочные эффекты. Я бы предпочла держать тебя под наблюдением.
– Хорошо, – выплюнула я. – Но как долго?
– Месяц, как минимум. Возможно, два.
«Месяц? Вашу ж мать, ни за что».
– Я прождала два года, – протянула я, контролируя каждое слово, чтобы они не посадили меня под надзор. – Думаю, еще несколько недель не так уж важно.
Но это было важно. Эти годы были долгим, бесконечным днем сурка. Просыпайся, ешь, смотри «Офис», гуляй, рисуй пирамиды, кричи о помощи, ешь, иди спать, чисти зубы, умывайся – и так по кругу. Шагами по пять минут каждый. Пока Джимми не услышал мои крики и не добавил музыку и цвет в мое монотонное, монохромное существование.
Теперь у меня была настоящая жизнь во всем ее прекрасном, мучительном, удивительном блеске, а они хотели держать меня в тюрьме. Драгоценные секунды уплывали. Я практически считала их в такт биению собственного сердца.
Доктор Чен закончила осмотр, и Делия встала.
– У меня дела в Роаноке. Вернусь позже. – Она крепко обняла меня. – Будь умницей.