Я уставилась на него, пока румянец расползался по моим щекам.
– Откуда ты это знаешь?
– Прошлым вечером я выходил из поезда, на который ты садилась и не заметила меня.
– Я торопилась на репетицию, – выпалила я.
Но эту часть своей жизни я решила держать при себе. Мне хотелось выстроить максимально высокую стену между нынешней собой и бывшей наркоманкой.
– Ну ладно, мегамозг, а что на мне было надето, когда я сидела с Оливией?
– Черные легинсы, длинная белая футболка и армейские ботинки.
– А в день нашего знакомства?
– Бежевая юбка – льняная, кажется, – джинсовая рубашка на пуговицах, бордовые гетры до колена, – он усмехнулся. – И армейские ботинки.
– Господи, тебя послушать, так я хожу, как неряха.
– Ты не неряха, – быстро сказал он. – Ты выглядишь собой. Я еще никогда не встречал человека, чей внешний вид так совпадал бы с личностью.
– Спасибо. – Щеки снова залились румянцем.
Момент захватит нас и застыл, весь город погрузился в абсолютную тишину. Я едва ли моргала, пытаясь запечатлеть каждую секунду мгновения. Как золотистого цвета волосы переливались в лучах яркого солнца, как его темно-карие глаза смотрели на меня.
Оливия зашевелилась во сне.
– Она сегодня рано встала, и это означает, что я тоже проснулся вместе с ней. Нам пора возвращаться.
– Да, мне тоже. У меня еще репетиция.
Мы собрали мини-пикник, и Сойер осторожно уложил Оливию в коляску. Мы шли обратно к дому в тишине, и в кои-то веки у меня не было искушения заполнить ее разговорами. Я не знала, что сказать. Одна моя половина была опустошена идеями Сойера о том, что наркоманы никогда не искупят свою вину, а другая половина пьянела от его взгляда в тот идеально прекрасный момент на солнце.
– Значит, репетиция, – сказал Сойер, когда мы вошли в дом. – Это для того шоу, куда ты прослушивалась?
Он отстегнул спящую Оливию и аккуратно поднял ее на руки. Я сложила коляску и последовала за ним наверх, будто мы делали это долгие годы.