Севастополист

– Что за волоперы? – спросил я. – Они так сильны?

– Если ты был в Полпозе, можешь себе представить! Волоперы – Полпоз нашего уровня. Ты знаешь, – он задумался, – можно объяснить иначе, но так будет, пожалуй, понятно. Волоперы прессуют нас всех здесь, но отпросов – больше всего. Морально прессуют. Чтобы об их деятельности писали и снимали бесконечно. Их деятельность – она самая значимая, важная…

– И чем же они занимаются? Ну, кроме того, что прессуют.

– Они занимаются тем, что работают девочек. Бывает, что девочка приходит в мир и с самого рождения не может говорить, да и вообще… с трудом понимает, что происходит вокруг. Смотрит в одну точку, ни на что не реагирует и только постоянно качается. Жизнь идет, а она сидит и качается, представляешь? Люди ложатся спать, встают, ходят… А она сидит и качается.

– А что же волоперы? – спросил я.

Глинка задумался.

– Вообще-то, таких случаев немного, но волоперы хотят, чтобы все думали, будто половину нашего уровня составляют такие девочки, а другую половину ничего, кроме этих девочек, не заботит.

– Получается замкнутый круг, – сказал я. – Раз вы сами на это работаете.

– Похоже на то, что уровень действительно становится таким, – ответил Глинка. – Но если мы хотим иногда давать что-то интересное – тот же Майнд Дамн, – мы обязаны отрабатывать эту тему. Мы здесь, – он усмехнулся, – уже придумали профессиональный термин: раскачивать девочек. Как только происходит что-то вроде смерти пережитка или очередного героического бунта, тут же активизируются волоперы со своими раскачивающимися девочками. Настанет момент, и они задавят нас.

– Герои отхватили кабинет у фабрики-кухни, – закричали парни из-за стола.

– Да вы что! – ахнули соседние отпросы и побежали к их столу.

– Кабинетик-то размером с туалет, но все равно!

– Да отобьют, – предположил кто-то.

– Какая разница?! Уже такие события!

– Стоп! – крикнул долговязый так, что я вздрогнул. Все притихли. – Это неважно! Говорю всем еще раз: это не-важ-но! Поторопитесь с девочками, сегодня надо выпустить не меньше трех! Всем ясно?

– А ваш бунт героев, – начал я, когда он немного пришел в себя и снова улыбнулся. – Это что, преступность?

– У нас нет преступности.

Я изумился такому ответу и кивнул в сторону трубы.

– А то, что там, – разве не преступность?

– Это наш проект, – терпеливо ответил Глинка.