Севастополист

Дело становилось плохо. Я не хотел погибать за этих людей и их «старые» Башни, «новые», Юниверсумы, Планиверсумы. Но я оказался заперт тут. Все, что мне оставалось, – сильнее прижимать к себе лампу. Вдруг ее заметят? Вдруг с ней не тронут?

– Опублику-у-у-у-уй!

Потом ее прорвали, нашу хлипкую оборону. Стол сложился, будто картонный, меня оттолкнули, и я упал. Коктебель стрелял в них, бился врукопашную, женщина нещадно выливала на их лица кипяток, била портретами благообразных пережитков. Но так не могло продолжаться долго: силы были очевидно неравны.

Я увидел, как стремительно зомби выпустил огромный язык-жало и, обмотав вокруг шеи мужчины, резко развернул того и приблизил к себе. Коктебель ничего не успел сделать: он схватился за язык и хрипел, но зомби взял его обеими руками за голову и резко крутанул. Спустя мгновение жало свернулось, словно строительная рулетка в руках моего папы, и исчезло в гнилом рту зомби. Напоследок он облизнулся.

Массандра сидела бледная и не шевелилась. На стол перед нею упала стопка бумаг.

– Ставь в ближайшую «Башню», – твердо сказал зомби.

Потом она плакала. Опустившись на колени возле павшего Коктебеля, она гладила его лоб, сжимала неподвижную ладонь.

– Это мир, – рыдала она. – Это наша «Старая Башня». Мы стоим на этом, я не могу, не могу!!! Я люблю тебя.

«Не вы ли здесь затеяли все это выхолащивание любви?» – вдруг подумал я, но разве такое скажешь, тем более в тот момент? Я решил не размышлять, а действовать. Схватив огромный портфель, набитый бумагами, с размаху ударил зомби по голове. Но тот извернулся и выхватил портфель из моих рук. Все, что я успел подумать: «Это конец».

Но нападавший, бросив хищный взгляд, тут же потерял ко мне интерес. Он схватил Массандру за руку и громко повторил требование:

– Ставь в ближайшую «Башню»!

Затем резким движением открыл портфель и начал вышвыривать скопившиеся там бумаги.

– Он переполнен! – завопила Массандра. – Что вы делаете? Портфель переполнен!

– Это ненадолго, – рычал зомби. Освободив портфель, он принялся набивать его новыми листами, которые принес с собой. – Вот теперь он будет переполнен по-настоящему!

Но его планам не было суждено сбыться. Сразу несколько других зомби набросились на него сзади, повалили на пол, принялись грызть и кусать его, отрывая куски тела. Довершив расправу, они схватились за портфель и, расталкивая друг друга, запихивали в него все новые и новые листы.

– Ты будешь, будешь публиковать! – ревели они.

Завязалась драка. Зомби рычали, кусали и били друг друга, отрывали головы, руки, ломали хребты. Наконец они разорвали портфель в клочья и принялись разбрасывать листы по столу. Каждый стремился всунуть их плачущей Массандре – но только свои, те, что принес с собой, параллельно вырывая из ее рук чужие. И тут же уничтожая их.

Скрипнула дверца шкафа, и связанный зомби в наморднике принялся, смешно подпрыгивая, будто пружиня от земли, скакать. Но озверевшая толпа схватила его за волосы и, сильно ударив несколько раз о шкаф, а потом о стену и убедившись, что тот не подает признаков жизни, отшвырнула от себя с такой силой, что тот перелетел через всю комнату. Женщина пыталась схватить дробовик с пола, но ее руки дрожали, тело трясло, а глаза застилали слезы.

Я понял: эти твари будут драться и уничтожать друг друга, пока не останется только один. Мне было плевать, кто это будет, но процесс нужно было ускорить: я боялся, что женщина не доживет до конца.

«Наступает финал этой драмы», – вспомнил я ее слова. И выстрелил.