Севастополист

И едва отдернув руку от чехла, тут же вспомнил еще одну странность, которая возникла в моем сне. Это было очень странное видение, которое настолько разительно отличалось от всего, что мне довелось пережить, «возвратившись» в родной Севастополь, что мозг, проснувшись, тут же решил отринуть его. Но как только я вспомнил о лампе и дотронулся до нее, ослепительная вспышка заполнила все сознание, и в ней проступили отчетливые очертания того, что я увидел во сне.

Это было нечто невероятное.

Я оказался возле моря – сон привычно вычеркнул дорогу, и вот я, только что пивший теплое молоко во дворе, уже шел у самого края отвесного берега; обычно, чтобы искупаться, севастопольцы спускались по крутым извилистым тропинкам. Я посмотрел вниз, чтобы увидеть, как легкие волны подкатывают к берегу, – море, мое далекое любимое севастопольское море! И, повернувшись, вдруг заметил эту фигуру в воде.

Не заметить ее было невозможно. Она высилась прямо над водой, будто вырастая из нее в небольшом отдалении от берега, и в несколько раз превосходила человеческий рост. Сперва я принял ее просто за нагромождение камней, из которых торчал – видимо, чтобы не упасть в воду – длинный столб, наподобие тех, что стояли вдоль Широкоморки для того, чтобы держать над дорогой троллейбусные провода. Ну, разве что толще. Но, остановившись – а кто бы не остановился, увидев такое! – и присмотревшись, я понял: конструкция куда сложнее. Камни складывались во вполне продуманную геометрическую фигуру, состоящую из множества граней, а то, что сперва показалось столбом, было скорее колонной, украшенной фигурой парящей и грозной птицы. Птица расправила крылья и сверкала бронзой в свете солнечных лучей. Кажется, она держала что-то в клюве, но я не мог разглядеть, что именно, – далеко, да и все-таки это был сон.

Не получилось разглядеть и надпись, которую я заметил на обращенной ко мне стороне скалы – там была прямоугольная плита с высеченными на ней словами. Мне удалось разглядеть совсем немного:

В ПАМЯТЬ.

Это было ошеломляющее, грандиозное зрелище, а если вспомнить бронзовый блеск птицы на солнце, будет справедливо назвать его еще ослепительным. Но еще невероятней было то, что я внезапно догадался: эта фигура знакома мне, и я не просто встречал ее раньше – я ни на миг с ней не расставался.

Фигура точь-в-точь повторяла моя лампу. Разве что была каменной и несоразмерно большой.

Едва ко мне пришла эта догадка, как город вокруг резко изменился. Исчезли обрыв, с которого я смотрел на фигуру, кривая улочка за мной, мол с Точкой сборки вдалеке – и вместо этого я оказался на узкой полоске суши, зажатой между волнами и высокой стеной, а мимо шли люди, множество людей. Они выглядели и были одеты буднично, совсем как наши севастопольцы, но отчего-то на их лицах были радость, праздничность и умиротворение. Были, правда, среди них и необычные прохожие – в основном молодые ребята в черных, идеально ровных брюках и белых рубахах, из-под которых отчего-то просматривались полосатые майки. На головах у них были фуражки с пятиконечником – точь-в-точь таким же, как на монументе в сквере, только маленьким. Но я растерялся и не сумел рассмотреть их толком – люди окружали меня, валили со всех сторон. Но успел заметить другое: возле стены, неподалеку от меня, непонятно зачем стояли два якоря. Люди улыбались, останавливались возле них, приобнимали друг друга, если подошли парой, и застывали на пару мгновений, словно приобщаясь к непонятной мне великой тайне.

Я обернулся и снова увидел скалу с колонной – но уже близко, так, что, казалось, мог до нее дотянуться. Но дотянуться, конечно, не мог – а вот доплыть, реши я нырнуть в море, сумел бы в два счета. Но в очертании фигуры ничего не изменилось, и на сей раз самое удивительное находилось позади. Море не казалось бесконечным, будучи на самом деле четко ограниченным линией возврата. Вдалеке виднелся другой берег – и там были трех- и пятиэтажные дома. А между берегами – посередине моря – шли крупные серые корабли, отдаленно походившие на большой корабль, который стоял в искусственных водах Потребления.

Объяснить все, что происходило, было совершенно невозможно, и сон разрывался на части, не выдерживая самого себя. Кажется, в тот миг я и проснулся окончательно. Чтобы увидеть голые стены и плафон под потолком.

Теперь же мой взгляд блуждал по стенам коридора, скользил по потолку, скатывался к плинтусу. Я пытался найти хотя бы какую-нибудь зацепку в этом идеальном замкнутом пространстве. Повороты из одного коридора в другой ни к чему не приводили, перед глазами каждый раз представал совершенно такой же, ничем не отличающийся от прежнего, коридор. Никаких опознавательных знаков поблизости не оказалось, а спрашивать было некого – если люди и появлялись, то лишь как тени, мельтешащие вдалеке. Блуждание по коридорам определенно затягивалось, и все было похоже на то, что Башня предлагала мне загадку, которую предстояло разгадывать – и лишь после этого выбираться из села в уровень.

Но пока что вокруг меня были только двери. Многие из них были открыты – но внутри я не видел людей, только чистые комнаты без признаков жизни. Я заглядывал в них до тех пор, пока не понял, что это однообразие, похоже, не собиралось заканчиваться.

– Эй, – закричал я, увидев очередной силуэт в коридоре.

– Подскажите мне!

– Остановитесь, пожалуйста!

– Люди, что здесь…

Но все это были крики, обращенные в пустоту. Никто не собирался ни останавливаться, ни говорить со мной, я и вовсе начал сомневаться, что они – живые люди, а не галлюцинации.

Меня все больше обволакивало ложным сном, а в какой-то момент и вовсе стало казаться, что все это происходит не со мной, – будто я смотрю запись, экспериментальный фильм наподобие той гадости, что с восторгом под соки и ягодки смотрят впечатлительные девушки из Планиверсума. Только, в отличие от фильмов, мой ужас был не в том, что кто-то нападет из-за угла, а в том, что углы никогда не закончатся. Но внутренняя камера моего зрения дрожала и трепыхалась от одной точки к другой, ни на чем не фокусируясь; а само изображение становилось если и не черно-белым, то все более потускневшим.

«Возможно, село здесь больше, – я старался сохранить способность к рассуждению. – Но почему тогда столько открытых дверей, пустых комнат?» Да и каждый новый уровень должен быть компактней предыдущего – в памяти всплыла Башня, какой я помнил ее снаружи и по фильму, что показывала Ялта. Но эти рассуждения только приближали отчаяние: по всему выходило, что не было ни логики, ни практической необходимости оборудовать здесь такое большое село. Для чего? Для того лишь, чтобы я по нему плутал?