Было в этой мысли что-то настолько странное, что я даже не нашелся что сказать, и разговор как-то сам собой увял. Шутить на тему религии после всего того, что уже успел увидеть, показалось мне, по меньшей мере, глупо. А что сказать всерьез, сейчас я пока еще просто не знал.
Вторая половина дня
Еще почти час мы просто скучали. Сидеть в засаде — и в самом деле скука смертная. Особенно когда все уже готово, и остается лишь дожидаться врага да гадать: увидишь ты завтрашний день или нет.
Уж не знаю, как там у остальных, но в какой-то момент мне самому предложенный мною же план, перестал казаться чем-то разумным, а сам я о себе начал думать лишь в довольно недружественном ключе. С огромным трудом удавалось сохранять внешнее спокойствие, и не знаю до чего я бы дошел, если бы Вовка неожиданно не встрепенулся.
— Идут! — как-то неожиданно радостно сообщил он, и только тут я сообразил, что ему это испытание тоже далось не сказать, чтобы легко.
И не знаю уж почему, но мне от этой догадки странно «полегчало».
Казалось бы, с его места под деревом Вальдемару просто не могло быть видно лучше, чем мне, с дерева. Но я ему, естественно, сразу же поверил. Хотя точнее не так: я даже не начинал сомневаться в словах мага-приятеля.
Еще с утра, когда наш отряд пришел на это место после наводки Паскаля, мы с Вальдемаром наведались на оба въезда на этот участок местного «автобана», и он чего-то там поводил руками-посверкал перстнями. Вовка, с его слов, наложил простенькие следящие заклятия, и вот одно из них — как раз с нужной стороны — сработало.
— Возвращаются… — зачем-то озвучил очевидное лиценциат и залихватски, эдак театрально подкрутил свой тоненький ус, невольно впрочем, подтверждая мою догадку, на счет распространенности неврозов у нас обоих.
Враги появились только минут через пять.
Выслеженные Паскалем люди барона де Бирьё, как мы и думали, возвращались в замок с чувством выполненного долга. Они сопровождали к своему господину больше дюжины мужчин. В основном — молодых парней, но были среди них и люди, скажем так, среднего возраста, и по местным меркам — ветераны. Двое кряжистых, неторопливых и явно уверенных в себе мужиков лет 45−50-ти.
Все, как и предсказал Паскаль. Семьи к северу от замка дали своих мужчин. Не много, это все-таки не всеобщее ополчение болот, но все согласно старому уложению: по бойцу от семьи местному сеньору в случае опасности.
По слова Паскаля, это означало, что они решили подчиниться, но при этом не станут, как говориться, «рвать жилы…» Новость, вроде как хорошая. Она означала, что тамошние семьи скорее откупились, чем однозначно стали на сторону нового бога. Из мутного объяснения Паскаля следовало, что если мы сами не нападем на их дома, то они вроде как не станут искать нас, и как-то иначе помогать барону.
Типа: их дело сторона.
Должны были дать воинов — дали, но в целом — это не их война. А учитывая, что в каждой семье еще нашлось бы не меньше двух-трех бойцов, знающих все уголки местных топей и лесистых островов, «предложение», без всякого сомнения, для нас очень выгодное.
Если три другие общины выберут такой же самый вариант: «…Нужно соглашаться! — заверил нас фермер, — потому что иначе придется бежать, хотя вряд ли успеем…» И, учитывая расклады, мы были склонны согласиться с таким подходом.
Казалось бы: четырнадцать пеших ополченцев и трое баронских всадников — ну что там за отряд? И шли они вроде как довольно плотно — последний из всадников явно не давал растянуться колонне. Однако пока они все втянулись на «наш» участок дороги, прошло немало времени. Это были очень томительные пять минут.
Прикрываясь стволом старого дуба, все это время я с неким болезненным любопытством наблюдал за процессом. Но тут наш план начал действовать. Из-за поворота навстречу болотникам вышли Паскаль и один из наших лучников — тот, что помоложе.
Выглядели они как люди, возвращающиеся с удачной охоты. А освежеванная и примотанная к шесту еще с самого утра туша косули — килограмм на тридцать-тридцать пять — придавала безупречной картине вселенской растерянности завершенность.
Оба отряда замерли в полусотне метров друг от друга.