За плотницкой на двух чурбаках лежит ещё одно плавательное средство — настоящая дощатая лодка. Она уже готова и выкрашена в зелёный цвет, хотя час её ещё не настал. Лодка перевёрнута, но на борту можно разобрать название — «Эмилия».
Домывая посуду, Лампёшка вдруг слышит: в саду кто-то свистит на пальцах. Девочка выглядывает в окно. По тропинке шагает Ник и машет, зовёт её. Он что-то за собой тянет: совсем новую, чисто оструганную тележку с ручкой и с кожаной подушечкой внутри. На подушечку можно, к примеру, сложить хвост, если он у тебя есть.
Лампёшка тут же всё понимает. Она бросается к двери кухни прямо с полотенцем в руке.
— Да! — кричит она. — Да, именно это мне и нужно! Как ты догадался?
Тележка
— Нет! — говорит Эдвард. И речи быть не может.
Что это она ещё выдумала? Выйти из комнаты? Спуститься вниз? А потом, разумеется, на улицу, где холодно, да ещё в тележке, которая, ясное дело, трясётся и из которой он выпадет и что-нибудь себе сломает? На улицу, где его могут увидеть? Ничего ужаснее и представить себе невозможно!
— Да, но… — не сдаётся Лампёшка. — Ты наконец увидишь, какие они на самом деле — деревья, птицы, цве…
— Птиц я и так всех знаю, — возражает Эдвард, и это правда. Он знает, какое у них оперение, где они обитают, как строят гнёзда и как поют, — знает назубок.
— Из книг! Это ведь не то же самое.
Это ещё почему? На улице разве что шуму больше, и только.
— Нет, — повторяет он из-под кровати. — Уходи. Придёшь в полчетвёртого.
— Да, но… — Она просто неспособна замолчать! — Мы могли бы и за ограду выехать разочек. Съездить к морю. А хочешь, к маяку сходим. Заглянем в порт или…
— В порт? — шепчет Эдвард. Где швартуется корабль его отца? — Правда?
— Ну, может, не сразу.
— Тогда нет. Забудь.
— Но в другой раз можно. Для начала прокатимся у дома, в саду.
— Хм… Нет, всё-таки нет.
— Я буду очень осторожна, правда.
— Нет.