— Неправда, не может быть, он бы никогда…
—
Лампёшка вспоминает, как отец, спотыкаясь, обшаривал дом в поисках бутылки, которая должна была где-то заваляться, или денег, которые должны были ещё оставаться. Ничего не найдя, он вновь пропадал куда-то, да и если находил — тоже пропадал.
—
— Да, но раньше он был другим. Раньше всё было иначе, правда.
Лампёшка оглядывается кругом. Этот пляж, это крыльцо — они ясно стоят у неё перед глазами. Пираты затаскивают шлюпки на песок, на огне жарятся креветки. Отец балагурит, мама… Мама, мама…
Лампёшка опускает голову на колени, её пробирают холод и сырость.
Да, но… думает она. Мисс Амалия ведь сказала: он здесь. И маяк горел, я сама видела. Почему же он не отзывается?
— А ты, должно быть, Лампёшка… Кто ж ещё? — неожиданно раздаётся голос.
Лампёшка поднимает глаза. На тропинке стоит женщина. В руках у неё кастрюлька.
— Решила зайти в свой выходной? Ох, по-моему, он… Не повезло тебе… — Она тоже поднимается на крыльцо, и Лампёшка чувствует, как юбка женщины мягко касается её щеки.
— Мистер Ватерман! — кричит женщина в дверное окошко. — Смотрите, кто здесь! Ваша дочь! И ужин ваш в придачу, если желаете! Спуститесь, пожалуйста, — слышите? Мистер Ватерман!
Лампёшка встаёт и прислушивается. Но слышен лишь стук капель по стеклу: дождь зарядил сильнее.
Женщина качает головой.
— Он как раз вчера спускался. Так что теперь мы нескоро его увидим. Тебе и впрямь не повезло.
Лампёшка утирает щёки. Ай, заноза застряла глубоко, ноет уже вся ладонь.
— Но он там? — дрожа от холода, спрашивает она. — Наверху?
— Да где ж ему быть? — Лицо у женщины приветливое, широкое, с обветренными щеками. — Никуда он отсюда не денется. Но, бывает, днями не спускается вниз, даже если я сто раз кричу, что каша остынет… — Она снимает с кастрюли крышку и суёт кашу девочке под нос. — Видишь, сейчас она ещё вкусная, но это ненадолго.
В серую размазню плюхаются капли дождя.