Был почти полдень. Всего несколько часов оставалось до большого бала в Лувре, где мне предстояло убить графа Тареллу, того самого, который трансмутировал Ифигению!
От количества задач разрывался мозг. «Неизлечимые», Лувр… Все менялось с головокружительной быстротой.
Запыхавшись, с лопающейся от вопросов головой, я наконец оказалась на площади хосписа, запруженной еще бо́льшим количеством биваков солдат и драгун, чем в прошлый раз. Над толпой стелилось облако дыма от разожженных тут и там костров.
Я постучала дверным молоточком. Как и три недели назад, в глазок посмотрела сестра Пурпурина, привратница.
– А, это снова вы? – проворчала она, прищурившись.
– Откройте! Мне необходимо поговорить с преподобной матерью!
Женщина с усилием открыла дверь, занесенную снегом. Она выглядела измученной. Под глазами нависли мешки. Серая ряса, выпачканная слякотью и грязью, похоже, не чистилась несколько дней.
– Не самое подходящее время для визита. Хоспис переполнен пациентами с тех пор, как снабжение города прекратилось.
Действительно, двор хосписа наводнили нищие, толпившиеся перед жаровнями у наспех сооруженных палаток. Монахини из больших кастрюль разливали горячую похлебку в миски окоченевших несчастных.
– Мы перегружены, – ругалась сестра Пурпурина. – Настолько, что вынуждены запихивать больных по двое на кровать в крыло для инвалидов, а душевнобольных по четверо в камеры психиатрического крыла. Наши погреба тоже не бездонны. Скоро они опустеют, как зернохранилища Монмартра. И все – по приказу Короля!
Она пробуравила меня злым взглядом, будто я, будучи оруженосцем, лично несла ответственность за радикальные решения Нетленного.
– У меня много дел, – сухо отрезала сестра. – Дорогу к кабинету преподобной вы знаете.
С этими словами женщина подчеркнуто неучтиво отвернулась, чтобы вернуться к своим обязанностям.
В кулуарах огромные очереди из тощих и изможденных бедняков, длиннее, чем во внутреннем дворе, искали тепла и защиты. Старики, калеки, больные: все те, кого один день без еды мог отправить на небеса. Их жалобные стенания смешались с криками лунатиков. Я пробиралась между нищими и монахинями, дрожа то ли от холода, то ли от страха. Получив корочку хлеба, большинство отказывались покидать стены хосписа.
– Пожалейте, сестра! – умолял старик с уродливыми глазами, цепляясь за рясу монахини. – Ночь Тьмы наступит завтра! Мой глинобитный дом в Вожираре прогнил, как мои старые кости. Он не устоит перед нечистью. Позвольте мне остаться! За этими прочными, каменными стенами, возможно, я выживу.
– Эти стены слишком малы, чтобы вместить все несчастья Парижа, – хриплым от усталости голосом возразила монахиня. – Теперь, получив еду, ты должен уступить место другим.
Бедняк закатил рваный рукав, обнажив посиневшую от холода рахитичную руку:
– Вам нужна кровь, не так ли? Можете брать сколько угодно, только оставьте меня в безопасности, ради Тьмы!
– Слишком частая пункция убьет тебя вернее, чем нападение упырей, старик. И тогда ты останешься в безопасности нашего морга!
Морга? Где предположительно хранятся останки сестры Амаранты? Может, я сначала пойду туда, прежде чем нанести визит преподобной?
ebooksa