Двор Ураганов

– Гюннар подобрал меня на пляже Бермудских островов.

На большой карте морских путей, которую Гиацинт показывал нам накануне прибытия на Мартинику, Бермудские острова находились в углу от севера Вест-Индии и представляли собой горстку земель, затерянных в середине океана.

– Бермуды – последний промежуточный порт между Англией и ее колониями в Северной Америке, – объяснил Фебюс. – Если только удастся там высадиться, потому что коралловые рифы, которые их окружают, явились причиной не одного кораблекрушения.

– Это то, что с тобой произошло?

Молодой человек покачал головой, блеснув серебряными галунами на плечах.

– Не знаю. По словам Гюннара, рядом со мной не было никаких обломков в то утро, весной 281 года Тьмы. Никаких следов кораблекрушения, только лужа на песке, где я лежал, замерзшая из-за моего неестественного холода. И медальон на шее, с указанием даты рождения и имени.

С этими словами Фебюс приоткрыл воротник камзола и расстегнул блузу, обнажая опалово-бледный торс. Свет лампы отразился от гладкой кожи, придавая мужчине иллюзорную ауру. В центре сгустка лучей сверкал маленький золотой кулон с выгравированными цифрами и буквами.

Фебюс застегнул блузу и продолжил рассказ:

– Гюннар был капитаном норвежского китобойного судна, прибывшего на охоту в Бермуды.

– Китобоец? Минуту назад ты говорил, что скандинавское побережье круглый год сковано льдом.

– Да, это так. Поэтому китобойцы на суднах-ледоколах пробиваются сквозь льдины к океану. Видишь ли, до пришествия эры Тьмы норвежцы считались самыми лучшими охотниками на китов; таковыми они являются и сегодня, хотя им приходится все дальше отдаляться от родных берегов, чтобы достичь морей, где могут надеяться на удачный улов. Такая добыча теперь на вес золота, но и она стала редкостью.

В Версале, я знала точно, продукция китобойной индустрии повсюду: масло применяется для освещения, жир добавляют в румяна для кокеток, китовые усы используют для зонтов и корсетов, от которых без ума дамы при Дворе.

– Старушка Европа расхищает не только золото Америки, но и богатства морских глубин… – вслух продолжила я его мысль.

– Речь идет не только о европейцах, – поправил меня Фебюс. – Сирены тоже ответственны за прогрессирующее исчезновение китов. На протяжении трех веков они ими питались… во всяком случае, когда им не хватало матросов. До такой степени, что сегодня эти морские гиганты почти исчезли.

Я никогда в жизни не видела китов, но их судьба странным образом опечалила меня. Они стали жертвой ненасытного аппетита Магны Вампирии и нечисти, которая появилась с приходом эры Тьмы.

– Киты на грани исчезновения последние двадцать лет, – продолжил мой меланхоличный собеседник. – Судно Гюннара многие месяцы бороздило воды Бермуд без малейшего намека на улов. Не может быть и речи о возвращении в Норвегию с пустыми трюмами: будучи простолюдинами, китобойцы во время охотничьей кампании пользовались специальным разрешением, освобождающим их от закона о невыезде. Если они вернутся ни с чем, то их ждет смертная казнь. Экипаж с трудом перебивался прибрежной рыбалкой и скудным уловом, который собирали с бесплодных земель Бермуд, одновременно продолжая выслеживать маловероятного китообразного. Вместо кита они нашли меня.

Фебюс тяжело и протяжно выдохнул холодный бриз, ледяной, как северные ветра во фьордах Норвегии. Я могла бы быстренько свернуть разговор и попросить «El Corazón» в подарок, потому что до тех пор не найду покоя. Время поджимало, Прюданс разоблачила меня, забег на длинную дистанцию сменился спринтом. Но в то же время история жениха завораживала… Я разрешила себе послушать ее еще несколько минут.

– Меня вырастили Гюннар и его люди. Суровые морские волки пустили корни в скалистом уголке архипелага, презираемом англичанами. Они постепенно теряли надежду поймать кита и вообще когда-либо вернуться в родные края. Гюннар обучил меня всему, что узнал сам во время своих путешествий: английскому и французскому – языкам, необходимым для ведения торговли в Северной Атлантике, названиям звезд на небе и стран на земле. Прежде чем стать моим первым лейтенантом, он был и остается в сердце первым человеком в моей жизни, тем, кто позаботился обо мне, сироте-альбиносе, отвергнутом океаном.

Я задумалась над услышанным. Странник в этом мире, Бледный Фебюс воспитан изгнанниками, которые сами были вынуждены покинуть свой далекий дом. Властитель «Ураноса» впервые упомянул о своем сердце и только для того, чтобы подчеркнуть, что его спаситель занимал в нем главное место. Гюннар, мужчина грубой внешности, подаривший приемному сыну солидное образование, напомнил моего собственного наставника – де Монфокона: сложную личность, играющего роль мужлана.

– Самый ценный подарок, которым он меня одарил, – это овладение универсальным, в полном смысле слова, языком музыки, – прошептал Фебюс.