«Геворг, сука, был прав. И Крайнов. Они все были правы. Это я убил его. И теперь она тоже об этом знает».
Соколов сжал лицо ладонями и беззвучно заплакал. Он представлял, как мерзко и тошнотворно выглядит со стороны, – но камер рядом не было.
Как заведенный, он крутился в своем кресле до головокружения и снова пил, много, очень много, а потом побежал в туалет, и его вырвало.
Только стоя на коленях в мягком свете своей роскошной ванной и наблюдая, как в качающуюся жижу унитаза падают слезы со щек, он наконец признался себе: то, что он сказал Кире месяц назад о своей жизни, было чистой правдой.
Его жизнь – жизнь убийцы собственного отца – была по-настоящему отвратительной и уебанской.
Max 1*1: Смотрел марафон сегодня?
Arrat: А стоило? Я не слежу за объектом постоянно, как ты
Max 1*1: Посмотри внимательно с сороковой минуты. Он вбегает в тоннель. Дальше монтаж. Его забрали оттуда.
Arrat: Ахахха, ну это в его духе, он же наркоту юзает только в путь, куда ему марафон бежать
Max 1*1: Дело не в этом
Arrat: А в чем?
Max 1*1: Я тебе скидывал ссылку в прошлый раз.
Бадминтон
Угрюмая соседка по купе кашляла, мешала думать.
Колеса отстукивали: «Ты куда-куда-куда? За-чем – за-чем-за-чем? Он тебе кто-кто-кто?..»
И правда – кто? Зачем? Куда?
Кира помчалась из Москвы в Петербург на следующий день после удаления воспоминания Соколова, хотя ей вдруг стало казаться, что она все это выдумала: не было ни «черного человека» с пистолетом, ни озера в парке, да и Соколов к ней вовсе не приезжал. Одна только песня, которая осталась в плейлисте «Капсулы», как тоненькая ниточка, вела ее в тот тревожный вечер и раз за разом прокручивала в мозгу клубок: «Соколов – его отец – убийство».
Кира и так и эдак уговаривала себя, что это не ее дело, что цели у нее совсем другие, что она не за этим создавала «Капсулу», – но страх и желание знать все-таки победили: она стала искать в Cети хоть что-нибудь о том дне…
Поезд все летел и летел вперед, мимо со свистом и гудением проносились его серебристые копии, такие же скоростные и безжалостные, – и от этого звука девушка постепенно успокоилась. Она отлепила одеревеневшие руки от живота – Кира часто их так прижимала к себе неосознанно, когда нервничала, – и легла в глубокое мягкое кресло. Она надела наушники, хотя в них не было музыки, только чтобы не поддерживать с соседкой по купе ненужный натянутый разговор. Кира не отрываясь смотрела на темно-зеленые елки и ясени за окном, которые плавно растягивались в длинные полосы и исчезали в севшей на хвост поезда темноте.
ebooksa