Девочка со спичками

Кира обхватила одной рукой обе ракетки. Волан мягко лег во вторую руку.

– Он одинокий такой всегда был, просто жуть… – зашептала вдруг Баташева, словно боясь лишних ушей. – Я на него в окно как ни посмотрю – он всегда один играет, отбивает этот воланчик дурацкий сам с собой: вверх-вниз, вверх-вниз. Дети его сторонились, не иначе чувствовали что-то. Как будто он про́клятый был, мой Игорь. Да какой же он проклятый… просто несчастливый. – Баташева часто заморгала. – Ну ты иди, иди! – Она махнула рукой, видимо, собираясь плакать. – Тебе небось и на поезд в Москву еще надо не опоздать.

Когда Кира вышла во двор, ее ощутимо потряхивало.

Она не брала обратного билета, не бронировала гостиницу и не знала в целом, что ей делать дальше. Лавочку, на которой Кира сидела утром, успело порядочно припорошить тополиным пухом – и она машинально провела по нему рукой прежде, чем сесть. Пух был нежный, как двухнедельный котенок, почти живой.

Цветы на клумбах приподнимали и опускали от ветра головы, а Кира раз за разом переслушивала запись голоса Баташевой на диктофоне.

«Он одинокий такой был всегда, просто жуть… Я на него в окно как ни посмотрю – он всегда один играет, отбивает этот воланчик дурацкий сам с собой: вверх-вниз, вверх-вниз».

Кира дотронулась до одной из двух ракеток – та была теплой и шершавой – и обхватила деревяшку покрепче.

* * *

Игорь спокойно дождался конца унылого совещания в Минэке, допил воду из стакана, энергично потряс руки министерским и пошел к выходу.

Уже сидя в машине, он надел очки и наушники и с удовольствием продолжил увлекательное занятие: он выбирал между роскошными букетами из ста двадцати одной и ста пятидесяти одной розы. Сервис был анонимным, а букеты дополнялись AR-надписями и сообщениями, которые мог увидеть и прослушать только тот, кому предназначался букет, с помощью уникального пароля.

Гладя руками воздух, Игорь быстро собирал разные комбинации слов над цветами. Он пытался выжать из себя что-то не слишком пошлое, вроде «Кира, мне понравилось с вами засыпать» или «Спасибо, что избавили меня от навязчивых мыслей, хотя и не совсем:-)», – а внутри него все трепетало, словно ему было девятнадцать и он впервые влюбился.

«Ну что, крыса твоя мышка. Домой к тебе поехала, компромат на тебя собирать». Сообщение с вложением, как всегда, прилетело с закрытого номера.

Игорь замер. Потом медленно свернул приложение с букетами. Руки привычным движением запустили запись из сообщения.

Какой-то шорох в наушниках.

Он с трудом открывает глаза. Он не хочет смотреть, но видит свой родной двор, абсолютно пустой. Двор плывет по лету, город плывет по Неве, Нева медленно огибает Землю по кругу.

В пустом дворе Кира Мечникова подпрыгивает медленно и мягко, как кошка, со старинной деревянной ракеткой в руках, отбивая волан – его волан! – в выцветшее ситцевое небо.

Фигурка Киры кажется почти черной на фоне наступающей ночи, небо ближе к горизонту слоится розовым – нежными всполохами, которые уже успели измазаться хвостами в угольной темноте.

Порыв ветра вдруг резко приподнимает над землей тополиный пух, и тот кружится на высоте нескольких метров, похожий на метель.

Кира прыгает в этой метели, пытаясь достать перистое белое пятнышко волана, – а потом и она, и пух плавно опускаются на землю – и все рассеивается и затихает, и метели как не бывало, и только эхо высоких детских голосов из каких-то других дворов и миров звенит и еле слышно исчезает вдали.

Допрос

За окном не переставая грохотало и лило. Все враз ослепло от дождевых струй, и сквозь них, как через толстые старые линзы, щурились наружу желтые окна научного центра, словно глаза старика, больного астигматизмом.